б это можно было! Да они же нас всерьез не принимают. Вот в чем штука-то!
– Это верно, – согласился Друга.
– Скажи, а ты что обо мне подумал? – спросил Альберт. – Ну, тогда, когда я тебе в морду дал?
– В ту минуту я ни о чем не думал, – ответил Друга. – Все было так ново, необычно для меня. – Но если подумать… может, это ты на ребят хотел впечатление произвести? Может, ты просто боишься, что они не так думают, как ты?
Оба снова помолчали. Затем Альберт хриплым голосом проговорил:
– Скажи, а как ты ко мне относишься? Подлец я, да?
– Не знаю. Думаю, что ты хороший.
В темноте выросли первые дома Бецова. Альберт и Друга остановились.
– Тебе разве скотину не надо кормить? – спросил Друга.
– Нет, – сказал Альберт. – Коровы у нас сдохли. Только Лотта жива осталась. А со всем остальным старики сами управятся. Да и все равно уже поздно.
– А сколько у вас было коров?
– Три. И теленочек… десять дней ему только было.
Друга вытянул руку, поймал несколько снежинок и дал им растаять на ладони.
– Знаешь, что моя мать иногда говорит? – произнес он тихо, скорее для самого себя.
Альберт повернулся к нему.
– Она говорит: снежинки – это как счастье. Беленькие такие, сверкают красиво, и очень хочется их поймать. А когда поймаешь – они согреваются и тают. Вот так и счастье – хочется его поймать, такое оно беленькое, красивое, манит оно тебя. Ну, а потом если ты беден, счастья как не бывало, нет его! Бедность для счастья, что тепло для снежинок.
Альберт провел ногой по снегу.
– Да, – сказал он, – не может у нас быть никакого счастья. Мы бедные. А тут еще русские.
– Не понимаю, о чем ты? – спросил Друга.
– О чем? Об излишках. Кулаки наживаются на них, а мы еле-еле норму сдаем.
– Не думаю, чтобы это русские так определили, – сказал Друга, – но это, конечно, неправильно.
– Разве не все равно, кто определяет? – решил Альберт и потер себе уши. Стало холодно.
Навстречу из темноты выехал велосипедист. Они подождали, пока он не отъехал подальше.
– Пойдем пройдемся еще немного, – предложил Альберт. Он думал о том, что из Други надо сделать другого человека. Такой, каким был он сейчас, – смирный, тихоня, – он никакой пользы не принесет.
Альберт взглянул на своего спутника со стороны и усмехнулся.
– Знаешь, мне что-то охота напасть на тебя. – Он проговорил это очень тихо. – Скажи, на тебя нападал кто-нибудь?
– Ты что, очумел? – только и успел сказать Друга и уже в следующий миг почувствовал, как ему сдавили горло. Он вздрогнул от обуявшего его страха.
– Очумел, говоришь! Нет, не очумел. – Альберт говорил, растягивая слова, все сильнее сжимая горло Други. – Внимание, сейчас начнется!
Друга попытался рассмеяться. Мысли его путались. Неужели Альберт… Он рухнул наземь.
Это Альберт подставил ему ножку. Теперь он стоял, нагнувшись над ним. Друга хотел закричать, но не мог произнести ни звука.
Альберт выпрямился, стряхнул снег с колен.
– Вставай!