взглянул на нее вопросительно.
– Понимаешь, несамостоятельный он какой-то. Хоть и надежный, а несамостоятельный. Ему всегда надо объяснять все в точности, а то потом горя не оберешься, если что-нибудь забудешь.
– А какой это Вольфганг? С шишками на лбу?
– Он самый. Да его и по запаху узнаешь. У него все барахло пахнет какой-то кислятиной, плесенью! – Она сморщила нос.
– А вид у него неглупый, – сказал Друга.
– Он и неглупый совсем, что ты, наоборот. Он только очень переживает, что такой маленький, и все боится, как бы остальные не высмеяли и не обругали его. Потому он вечно все и путает, если не разжевать ему как следует. – С озабоченным выражением лица она следила за прыгающими пятнышками красного отсвета на стене.
Снова стало очень тихо. Друга чувствовал, как в нем нарастала ненависть к Лолиесу. И это, должно быть, потому, что разговор зашел о Вольфганге. По правде говоря, между тем и другим никакой связи не существовало, но Вольфганг был беден, а Лолиес богат, возможно, благодаря этому и возникло такое ощущение.
– Интересно, так всегда будет, как сейчас? – задумчиво произнес Друга несколько минут спустя. – На одной стороне такие, как Лолиес, на другой – такие, как мы.
Родика покачала головой.
– Не так это все просто, как ты говоришь. Бедняки ведь не все такие, как мы, есть и такие, что кланяются богатым, давно смирились. Да и богатые хозяева не все такие, как Лолиес, попадаются и порядочные, не обманывают, не понукают без конца… Не знаю, может, ты и не поймешь меня… Между ними и нами вроде как стена стоит, и никак ее не сдвинешь. И если даже встретится не злой богач, все равно: он богатый, а мы бедные.
Кто-то забарабанил в дверь. От неожиданности оба вздрогнули. Родика жестом велела Друге молчать. Снова раздался сильный стук в дверь. Напряженно прислушиваясь, они стояли не шелохнувшись. Некоторое время было тихо и внутри и снаружи. Затем в дверь постучали два раза ногой и один раз ладонью.
– Вот идиот этот Ганс! – возмутилась Родика и пояснила Друге: – Только он способен на такое. – Она отодвинула засов и впустила всю ватагу. На лицах ребят сияли улыбки.
– Струхнули? – Ганс подмигнул.
– Мэ-мэ-мэ! – передразнила его Родика, высунув язык. – Ну что там? – спросила она брата.
– Серединка наполовинку.
– Это почему же?
– Маленький осколок ему в рожу попал, – ответил Альберт. – Налепит дома пластырь, и ничего заметно не будет.
– Я не виноват! – тут же заявил готовый к отпору Вольфганг.
– А я разве тебе говорю что-нибудь? Бутылка разорвалась не с того конца. Лолиеса всего забрызгало, на маляра стал похож. Даже уши ему залепило карбидной пеной.
– Как же вы это увидели? Вы же на мельнице были, – спросил Друга, внимательно слушавший весь разговор.
– А нам сам Лолиес рассказал! – отрезал Альберт, недовольно взглянув на него.
Друга сразу пожалел о своем вопросе, и это было как бы написано на его лице.
– Чего это ты сразу взъелся! Откуда Друге знать? – осадила брата Родика.
Альберт