же знал, что это был неверный и дурной путь. На мгновение перед ним возникло озабоченное лицо матери. Но в следующий миг он увидел себя в классе: он сидит один, никто с мим не водится, все презирают его… А здесь ребята предлагают ему свою дружбу. Или, может, это не дружба вовсе? Хотя он и колебался, но отклонить предложение Альберта не мог. Друзья, настоящие друзья! Как часто он мечтал о них! Он готов заплатить за эту дружбу, готов красть деньги, чтобы заплатить за нее. Но ведь дружба не продается и не покупается. Да и сейчас никто от него ничего подобного не требовал, ребята просто предлагали – иди к нам, если хочешь. А то, что они избрали для себя неверный, дурной путь, отступило на задний план, почему-то сделалось совсем не важным.
– Да, я согласен, – еще раз подтвердил Друга. – И никому ничего не скажу.
– «Никому» – очень легко говорить, особенно, когда неизвестно, кому же это «никому», – вставил Ганс, ехидно улыбнувшись.
Улыбнулись и другие ребята, только Сынок оставался все так же невозмутим и спокоен.
– Тогда, значит, мы и определим сейчас, кому это «никому», – сказал Альберт. Ему нравился Друга, и он невольно защищал его. – Никому – это значит и матери не скажешь. Запомни! Все, что делается у нас здесь, в Союзе, касается только нас. – Альберт говорил очень мягко, будто желая придать Друге смелости. – А потом, знаешь, мало только обещать, что ты будешь держать язык за зубами. К примеру, попадешься ты на каком-нибудь дельце, всыплют тебе по первое число – тут уж трудно не проболтаться. Поэтому каждый, кого мы принимаем в Союз, должен перво-наперво доказать, что он способен выдержать и не раскиснуть.
Друга побелел. Не потому, что он дал свое согласие, а потому, что боялся не выдержать испытания.
– А что мне делать? – спросил он.
– Встань! – приказал Альберт, подойдя. – Теперь слушай. Сейчас я тебя стукну. Стисни зубы – это всегда хорошо, когда дерешься.
Друга механически выполнил приказание. В эти секунды он ничего не чувствовал: напряженное ожидание и страх оттеснили все остальное. Как в тумане увидел он, что и ребята и Родика поднялись со своих ящиков и не отрываясь смотрят на него.
Вдруг он ощутил страшный удар по подбородку, и все куда-то провалилось. «Ничего страшного!» – успел он подумать, погружаясь в черноту.
Сознание медленно возвращалось к нему. Первым он увидел Альберта: тот стоял в стороне и разговаривал с кем-то из ребят. Это поразило Другу. Разве они с Альбертом не друзья? Неужели Альберту совсем безразлично, что он лежит тут без чувств? С трудом Друга поднялся.
– Больно было? – спросил Альберт, увидев, что Друга встал. – Мы же знали, что ты скоро очухаешься.
Друга попытался улыбнуться, но у него что-то плохо получалось.
– Приняли меня теперь?
– Нет, – сказал Альберт, – это только начало.
– А что еще?
– Выбирай: хочешь – пятки прижжем раскаленным угольком. Не бойсь, пластырь у нас наготове. Хочешь – отхлестаем кнутом. – При этом