на заточенные колья. Книзу они темнели и светились тусклее. Казалось, что этот монстр в крови до самых вывернутых назад коленей.
Она закрыла глаза и сосредоточилась на трубке.
Синее свечение под веками погасло.
– Все? – спросила она, открывая глаза.
Бесси только кивнула. А в глазах столько восторга – будто правда хорошее увидела.
Марш молча дернула рычаг.
Хотела бы и она радоваться такому дерьму, до чего проще была бы ее жизнь.
– Выключи, – скомандовала она Аби.
Динамик продолжал плеваться обрывками скрипичной партии. Проклятый помощник постоянно барахлил, барахлил, сука, не реагировал на подходящие слова.
Было у него любимое слово, на которое он всегда реагировал. Такое, что могло завестись только у Аби Марш.
– Погаси, – процедила она.
И музыка оборвалась.
Глава 4. Ничего не знает
Едва за ней закрылась дверь комнаты, Марш медленно опустилась на пол и несколько минут сидела, глубоко вдыхая знакомую домашнюю темноту. Она закрыла глаза – опустила настоящее веко и невербальным сигналом погасила повязку, позволив второму глазу наполниться вечной чернотой.
Манжету она уже не гладила – судорожно терла, умоляя помочь. И манжета – клювик иглы, быстрый укол и растекающийся по руке жар – помогла ей.
Ей было сложно признаться, но она любила свое неуютное социальное жилье. Все его шесть квадратов, черные стены, застеленную черным покрывалом тахту. Желтые светильники, белый стеллаж с мелочами с барахолки. Марш даже купила контрабандные ароматизаторы из Среднего Эддаберга. Это был единственный глупый, неоправданный риск – на нее могли пожаловаться, стоило кому-то сунуть любопытный нос в ее комнату и унюхать незнакомую композицию, но Марш не смогла себе отказать. В комнате пахло горящим деревом и нагретым камнем. Смесь называлась «камин», а Марш знала, что такое камин и зачем он был нужен. И как пахнет горящее дерево тоже знала. Купила бы в легальном магазине, но для жителей Младшего Эддаберга ароматизаторы производили из дешевого сырья, с навязчивой мыльной нотой.
Она позволила себе прополоскать легкие темнотой комнаты, вымыв из себя все, что вдыхала за день, а потом стянула пальто и начала медленно растирать лицо кончиками пальцев. Иначе она не могла расслабиться. Губы оставались плотно сжатыми, под кожей словно натянули проволоку. Между бровей залегла морщина, а в глазу подрагивал зарождающийся тик. Самое мерзкое, что в пустой глазнице под повязкой тик тоже ощущался.
– Я устала, – равнодушно сообщила она темноте.
Раздался сочувственный вздох распылителя. Проволочки медленно таяли под пальцами.
– Они пишут на стенах «теперь у нас есть голос» и ничего не говорят, пока я не скажу, что говорить, – нервно хихикнула она. – Представляешь? А тебе бы не понравилось.
Она встала и постучала пальцем по стене, командуя зажечь свет. Подняла с пола пальто, отодвинула панель у входа и не глядя повесила на крючок.
– Я им сказала написать