– вся позолота давно стерлась, краска почти выцвела, и теперь на белом, как замерзшее молоко, фарфоре виднелись только выцарапанные ромбики.
Она прижала панцирь ко второй щеке, чувствуя, как лицо расслабляется по-настоящему. Фарфор всегда был прохладным. Казалось, что он вытягивает напряжение из-под кожи, и оно копится под ромбиками и стершейся позолотой. Может, однажды панцирь треснет, и это будет очень, очень грустно.
Марш была благодарна маленькой черепашке без ног и головы. Она протерла ее рукавом и с сожалением поставила на место.
– Аве Аби, – вздохнула Марш. Не раздеваясь, легла поверх покрывала и закрыла глаза, ловя под веки пустую темноту. – Выключи свет и открой конвент «Абиси».
Она дала своему конвенту безликое название, которое ничего не означало. Это был приватный конвент, личный, но Марш мутило от одной мысли, что кто-то, наткнувшись на его название в сети, решит попробовать его взломать.
– Чтобы выполнить запрос, необходимо подключить гарнитуру.
– Надо же, а я бы не догадалась, – тоскливо пробормотала Марш, нашаривая на полу виртуальные очки.
Она купила их сама, лучшую модель из тех, что были ей доступны. Марш терпеть не могла тратить деньги и не любила их копить, но ради очков специально экономила. Без конвента она, пожалуй, давно бы забрала из социальной аптеки свою именную капсулу мизарикорда, заперлась бы на все замки и уснула бы в этой чудесной темноте навсегда.
Очки привычно сдавили виски и растеклись вокруг глаз амортизирующей подкладкой. Марш не глядя достала трубку и табачный концентрат.
В темноте и в сети ей нравилось еще и потому, что там не было навязчивого блюра повязки. Но прежде, чем созданное ею пространство прогружалось, вокруг сгущался светящийся голубой туман, будто Марш лишилась обоих глаз. В такие минуты горло сжимало паническим спазмом и больше всего хотелось сорвать очки, включить весь свет в комнате, даже старые гирлянды, в которых светилось по три-четыре огонька, зажечь. Она себе не позволяла – для того, чтобы войти в ее конвент, приходилось приносить жертвы. Это и делало его настоящим, не просто набором команд, правильно расставленных в правильном сегменте сети. Черепашка и дырявый веер были молчаливыми свидетелями – то, что никогда не знало жертв, не живет долго.
И спасения от этой жертвы не было, даже у мудрого Леопольда.
Сияние меркло, и вокруг сгущались стены в кремовом шелке, черные оттоманки и высокий ребристый потолок крыши башни.
Марш видела такую комнату в детстве, в одном из слайд-шоу, сделанном из старых иллюстраций. Ей было жаль, что потеряны сказки, для которых рисовали эти картинки, но теперь она могла оживить хотя бы их отголоски.
Стрельчатые окна, клубящаяся серость за прозрачными звонкими стеклами. Марш больше не чувствовала жесткой подушки под затылком, и тика, и даже запаха каминного тепла. Остались только табачная горечь во рту и легкий звон в голове от электронной трубки с расслабляющим