Арто. Говорил, что она больна и ей нужно «настоящее» лечение. Можно подумать, она не могла лечиться дома – в социальной аптеке есть все лекарства. Если человек опасен для окружающих или себя, он может дать указания Аби и запереть двери.
Рихард не хотел ее принимать, связываться с настоящими больными было себе дороже. Пациенты с депрессиями нет-нет да выкидывали что-нибудь вроде демонстративного самоубийства, но их хотя бы можно было показывать на конвентах. Если, конечно, они попадали в «Сад» за то, что легко оправдать. Желательно – нарушали общественное спокойствие, угрожая демонстративным самоубийством, вот с этими работать одно удовольствие. Но Марш была не такая, нет. Ее никому нельзя было показывать, Леопольду в первую очередь.
Рихард пытался объяснить, что к ним ездят комиссии и держатели популярных конвентов, и что им показывать – людей на транквилизаторах? У них реабилитационный центр, а не сумасшедший дом. Сумасшедшим домом «Сад-за-оградой» был восемьдесят лет назад. И где теперь Марш Арто, где теперь Леопольд?
Да, Тодерик Ло был прав. Не стоило апеллировать к мнению врачей. Они ничего не понимали в том, как должен выглядеть реабилитационный центр.
Рихард медленно вдохнул пар, густой, как пена.
– Вы правы, мистер Ло, – сказал он. – Я проведу еще один… сеанс с пациентами. И с будущими выпускниками.
– И с ищейкой.
– Что?..
– С ищейкой. Вы смотрели анонсы на почте?
– Я не… нет, еще не ознакомился.
Рихард точно помнил, что Аби сказал, что писем нет. Варианта было два – либо личного помощника нужно было опять перенастраивать, либо Тодерик забыл отправить письмо. Рихард склонялся ко второму варианту.
– Завтра после трех к вам прибудет карабинерская ищейка. Мне обещали, что вопросы будут задавать исключительно формальные, но лучше бы вам поднять ваш… архив. Если вы так уверены, что никто из пациентов к поджогам не причастен…
Рихард не был уверен. Разумеется, он не мог быть в этом уверен! Выпускникам позволялось на два часа в день выходить в город, потому что иначе пришлось бы отвечать на вопрос «почему люди, которые прошли весь курс терапии содержатся под замком». Конвентщики любили такие вопросы, а Рихард терпеть не мог. И прекрасно понимал, что любому из выпускников могла прийти в голову дурацкая идея поджечь какую-нибудь развалину.
Только вот почему развалинами так заинтересовались карабинеры?
Наверняка из-за надписей. Да, точно из-за надписей. Нужно было выезжать и закрашивать эти проклятые лозунги, пока никто не увидел. Особенно про сенатора Кьера, который набирал очки репутации, высказываясь против системы социальных рейтингов. Он был не первый такой оригинал, обычно после выборов вся борьба заканчивалась, и самому сенатору Кьеру за альтернативное мнение светили только дополнительные очки симпатий, а тем, кто пишет его имя на стенах, – очень много неудобных вопросов.
– Конечно, уверен, – бодро соврал Рихард. – Мой архив к услугам ищеек.
– Хорошая