в Среднем Эддаберге. Хочу, чтобы с него списали весь рейтинг, который он на нас заработал. Который на Леопольде заработал. И тогда мы снова посмеемся.
– Рихард любит своих выпускников, – мягко укорил ее аватар. Девушка опустилась на колени рядом с оттоманкой, коснулась ладони Марш – совсем как Бесси, только теперь она ничего не почувствовала. В очках не было функции тактильного восприятия.
Рейтинга не хватало.
– Рихард никого не любит, – процедила Марш. – Рихард – лживый кусок дерьма. Его только рейтинги волнуют.
– У него такая работа. Так всегда было. Он старается сделать так, чтобы всем было лучше.
– Вранье! Это Леопольд хотел, чтобы нам было лучше, а Рихард – только чтобы выглядело лучше! А потом Леопольд ошибся, – прошептала она, закрыв глаза. – Потом Леопольд решил помочь тебе. Знаешь, раньше, если в компании кто-то сделал не то – никто не мог предвидеть последствий, в старых учебниках по маркетингу вообще говорится, что надо все время рисковать, а если удастся так себе – делать вид, что это такой опыт. Это теперь с тебя автоматически слупят рейтинг, и можешь бубнить про опыт сколько угодно. И Рихард явно ничего так не боится, как обделаться больше, чем в тот раз.
Марш раздраженно фыркнула и поднялась с оттоманки. По лицу ее аватара прошла голубая рябь – изображение не успевало прогрузиться.
– Леопольд звонил? – Этот вопрос девушка задавала тихо, с оптимальными из перебранных Марш интонациями. Стоило чуть прибавить голосу силы – становилось слышно, что аватар, как и Марш, знает ответ.
Марш дала аватару имя, но не любила о нем вспоминать. У каждого аватара должно было быть имя, иначе его не получилось бы сохранить. Марш, не думая, назвала Прошлую-Себя анаграммой собственного имени, но никогда не звала девушку с зелеными волосами Шрамом.
А ведь это было честное имя. Настоящее.
– Конечно, – соврала Марш. – Он каждый день звонит.
Пять лет назад она не знала, что Леопольд будет улыбаться, поправляя воротник перед зеркалом и глядя, как зеленая лампочка Аби на воротнике медленно становится оранжевой. Как у всех, у кого на браслете вместо рейтинга горят беспощадным рыжим светом петельки-ноли. И там, за петельками – единственная двойка, а за ней еще два ноля. Двести позиций. Если бы штраф вышел чуть больше – Леопольд был бы мертв. Как все, для кого среди нолей не нашлось спасительной двойки. Как все, кто с рождения носил в себе капсулу с ядом, которую активировал браслет. Как все. Как каждый в Младшем Эддаберге.
Марш не знала, больно ли умирать от обнуленного рейтинга, но тогда ей было страшно, до одури, до тошноты.
Не знала, что будет таращиться на его застывшее лицо, черный свитер и слишком прямую спину, и уж точно не знала, что внезапно начнет смеяться, потому что отчаяние не уместится ни в слезы, ни в крик.
«Довольна, Арто?! Хватит смеяться, сука!»
Пять лет назад Марш не знала, что Рихард Гершелл умеет так орать и что он способен рискнуть целой сотней позиций рейтинга, чтобы влепить пациентке пощечину.
А