у при помощи тупого предмета, короткий период полной, бархатной темноты, а затем – эта… приемная. Если это слово вообще применимо к помещению, где даже стулья, если эти скособоченные конструкции можно так назвать, расставлены так, будто их швыряли с потолка в припадке дурного настроения.
Сам воздух здесь был… густым. Не просто теплым, а именно густым, как плохо размешанная овсянка. Он пах серой, это само собой, классика жанра, но к ней примешивался еще какой-то трудноопределимый аромат – не то подгоревшей проводки, не то застарелой обиды, выдержанной в дубовых бочках тысячелетиями. С потолка, если эту неровную, закопченную поверхность можно было так назвать, капало. Не вода, нет. Что-то вязкое, темное, с неприятной регулярностью – кап… кап… кап… – отмеряя мгновения в этом безвременье. Звук падения каждой капли на каменный пол отдавался в ушах с неожиданной гулкостью, будто я оказался внутри огромного, треснувшего колокола. Освещение тоже оставляло желать много лучшего: багровые всполохи неизвестного происхождения плясали по стенам, выхватывая из полумрака то скопление таких же, как я, растерянных душ, то какую-то неаппетитную лужу, то участок стены, покрытый чем-то вроде плесени, которая, казалось, тихонько дышала.
Я огляделся, поправляя несуществующие очки на переносице – въевшаяся за десятилетия привычка оказалась сильнее даже смерти. Очередь. Ну разумеется, очередь! Куда же без нее в любом уважающем себя (или не очень) заведении, претендующем на хоть какую-то системность. Эта очередь, состоящая из таких же бедолаг, как и я, самых разных возрастов и, судя по обрывкам их земной одежды, социальных слоев, извивалась ленивой, апатичной змеей, теряясь где-то в глубине этого сумрачного зала. Двигалась она с той неспешностью, с какой обычно продвигаются проекты муниципальных улучшений – то есть, практически никак.
«Неудивительно, – пробормотал я себе под нос, тщательно избегая смотреть на особенно колоритного субъекта справа, который, кажется, пытался отковырять кусок собственной плоти. – При такой организации процесса производительность труда стремится к абсолютному нулю. Сколько здесь окон для приема? Одно? И то, судя по всему, обслуживает какой-то недоучившийся бес».
Мои размышления были прерваны движением впереди. Очередь дернулась и неохотно продвинулась на пару шагов. Это позволило мне рассмотреть «стойку регистрации» получше. Она представляла собой нагромождение обугленных камней, кое-как скрепленных чем-то похожим на застывшую лаву. За ней, развалившись на подобии трона, собранного из костей и черепов (верх безвкусицы, на мой взгляд), сидел ОН. Демон. Ну, или, по крайней мере, существо, которое более-менее подходило под это описание. Кожа цвета перезрелой сливы, пара коротких, неопрятно обломанных рогов, и глаза, горевшие тусклым оранжевым огнем, как угли в давно нечищеном камине. Он лениво перебирал какие-то пергаменты, время от времени издавая звук, средний между рычанием и тяжелым вздохом человека, вынужденного заниматься нелюбимой работой.
Когда подошла моя очередь, я откашлялся, намереваясь сразу же обозначить свою позицию по поводу царящего здесь беспорядка.
– Артур Пенделтон, – представился я четко, стараясь придать голосу максимум официальности. – Полагаю, мне следует зарегистрироваться? И, если позволите, у меня есть несколько замечаний относительно… – я обвел рукой окружающий хаос, – …эффективности вашей системы приема.
Демон медленно поднял на меня свои мутные глаза. В них не было ни злобы, ни интереса – только вселенская усталость.
– Фамилия? – проскрипел он голосом, напоминавшим скрежет ржавых петель. Казалось, каждое слово давалось ему с неимоверным трудом.
– Пенделтон, – повторил я, стараясь не обращать внимания на то, что он явно пропустил мимо ушей первую часть моей тирады. – Артур Эдвард. Полагаю, у вас должен быть какой-то список? Или компьютерная база данных? Хотя, судя по обстановке…
Демон что-то черканул на своем пергаменте когтем, обмакнув его в лужицу чего-то темного, подозрительно напоминавшего ту самую жидкость, что капала с потолка.
– Пен-дел-тон… – протянул он, коверкая мою фамилию так, будто пробовал ее на вкус и она ему решительно не понравилась. – Ага… вот. Категория «Брюзга обыкновенный, класс повышенной нудности». Вам туда, – он неопределенно махнул когтистой лапой в сторону темного прохода, откуда тянуло сквозняком и доносились какие-то невнятные стенания.
– «Брюзга обыкновенный»? – возмутился я. – Позвольте, это что еще за классификация? На основании каких критериев она присваивается? И куда это «туда»? Могу я получить более точные инструкции? И, кстати, инвентарный номер мне так и не сообщили. Это грубейшее нарушение элементарных правил учета!
Демон издал звук, похожий на сдавленный смешок, смешанный с икотой.
– Инструкции? Номер? – он ухмыльнулся, обнажив ряд мелких, но неприятно острых зубов. – Парень, ты где, по-твоему? В санатории «Тихий уголок»? Расслабься и постарайся… ну, ты понял. Следующий!
И он, потеряв ко мне всякий интерес, уставился на следующего в очереди – женщину неопределенного возраста с выражением вселенской скорби на лице.
Я отошел от