была выставлена так, что разговаривать стало почти невозможно. Саксофон рыдал, жаловался, захлебывался нотами, заполняя собой все пространство, вытесняя слова, вопросы, саму возможность диалога. Музыка стала звуковой стеной, которую Майкл торопливо воздвиг между собой и Эмили, между собой и реальностью.
Он посмотрел на неё – долгим, тяжелым, непроницаемым взглядом, в котором не было ответа, только глухое нежелание говорить, упрямое нежелание объяснять. А потом он развернулся и молча вышел из гостиной, целенаправленно направившись к своему кабинету. Эмили услышала, как в замке повернулся ключ. Щелк.
Она осталась одна посреди комнаты, оглушенная музыкой и его молчаливым, демонстративным отказом. Разговора не было. Был только надрывно плачущий саксофон и запертая дверь. Стена между ними стала еще выше, еще толще, почти непробиваемой. И Эмили с горечью поняла, что больше не может достучаться до него. Он был в своем мире, за своей дверью, со своими тайнами, со своим концом света, а она осталась снаружи, в растерянности, страхе и под звуки похоронного джаза.
Часть 4
Лили все еще не теряла надежды найти Тень. Хотя разум подсказывал, что прошло слишком много времени для обычной кошачьей прогулки, сердце подростка отказывалось верить в худшее. Почти каждый день после обеда она отправлялась на поиски, методично обходя окрестности, заглядывая под припаркованные машины, опрашивая редких соседей, работающих в своих садах. И неизменно её путь приводил к лесу за домом. Лес манил и пугал одновременно. Он был последним местом, где видели Тень (вернее, нашли её пустой ошейник). И он был тем самым местом, куда так часто, почти ритуально, уходил отец.
В один из таких дней, бродя вдоль кромки леса, забредя чуть глубже, чем обычно, в поисках следов или, может, норы, где могла бы укрыться раненая кошка, она наткнулась на странное место. Среди прошлогодней листвы, полусгнивших веток и густых зарослей дикого папоротника виднелся участок земли, который явно отличался от остального лесного покрова. Это был почти идеально ровный квадрат, примерно метр на метр, может чуть больше. Земля здесь была очевидно взрыхлена, но потом аккуратно присыпана сверху слоем сухих листьев и мелкими веточками – грубая, но вполне сознательная попытка маскировки.
Лили остановилась, чувствуя знакомый укол тревоги в груди. Она осторожно разгребла листья носком кроссовка. Под ними оказалась темная, плотная, влажная глина, точно такая же, следы которой она видела на одежде и ботинках отца. Земля была свежевскопанной, это было видно сразу.
Она огляделась по сторонам, сердце забилось быстрее. Вокруг не было ни души, только тихий шелест листвы на ветру и далекое, недовольное карканье ворона где-то в глубине леса. Она присела на корточки, всматриваясь в этот странный, рукотворный квадрат земли. Что это? Кто это сделал? Ответ казался очевидным. Отец. Но зачем? Что он мог здесь закопать? Или откопать?
Её взгляд зацепился за что-то металлическое, тускло блеснувшее среди глины и