дочери, в 1793‑м – Маша, в 1795‑м – Саша, но в 1797 году Андрей Иванович Протасов внезапно скончался. Он был богат, но крупно играл в карты и оставил после своей смерти много долгов. Молодая вдова вынуждена была продать Сальково и приехала со своими малолетками в Мишенское к матери. Отныне вся ее жизнь посвящена была дочерям. Еще молодая и красивая (ей не было тридцати), она с этих пор всю жизнь носила белый чепец и черное платье – знак непреходящего траура по любимому супругу…
Елизавета Дементьевна Турчанинова (Сальха). Рисунок В. А. Жуковского
В 1800 году белевский магистрат отвел ей место для постройки дома на Дворянской улице. Дом был выстроен… Сюда Протасова перебиралась на позднюю осень и зиму, у нее здесь бывали все мишенские. Статная, высокая, с горделивой походкой, в строгом одеянии, с решительным выражением лица, Екатерина Афанасьевна походила на королеву Марию Стюарт. Ее дочери, две миловидные, тихие девочки, сильно привязались к Жуковскому. Он гулял с ними в парке, в поле, рассказывал о своем детстве, читал с ними повести Жанлис, рисовал с натуры цветы и деревья. Машу он уговорил вести дневник – откровенный, чтоб видеть в нем себя как в зеркале и потом избавляться от всего нехорошего. Он был ласков с ними, добр. Им все в нем нравилось – его густой, бархатистый голос, длинные кудри, задумчивый взгляд, неожиданный веселый смех… Он подолгу работал у себя в комнате, и они ждали с нетерпением, когда он придет, возьмет их за руки, и они пойдут в парк, в лес у Васьковой горы.
На холме, между парком и Васьковой горой, Жуковский часто сидел с книгой или просто так, размышляя. Ему здесь так было хорошо, что он решил построить на этом месте беседку для работы. Он сделал чертеж, и два плотника соорудили задуманное им здание; подсыпали повыше холм, утрамбовали землю, ошкурили несколько сосновых бревен, покрыли осиновой дранкой крышу.
Юный Жуковский обладал самой романтической внешностью – худощавый, загорелый, в белой рубашке с большим воротником, с черными, длинными кудрями и темными глазами. Он каждое утро приходил в беседку, неся под мышкой несколько книг и тетрадей, и здесь упорно работал. На одном из столбиков этого строения Жуковский начертал карандашом девиз: «Всякий пишущий человек может писать что ему угодно, только надобно садиться за работу с упрямой, твердой решимостью работать во что бы то ни стало!» Эти слова принадлежали английскому писателю Сэмюэлю Джонсону.
Жуковский задумал перевести «Сельское кладбище» Грея. Собственно, хотел он сделать этот перевод для Андрея Тургенева. Тот перевел «Элегию» Грея – и вместе с переводом Жуковского эти две части составили как бы единое целое. Бурность, дисгармоническая резкость, мрачная сила одной должны быть уравновешены стройностью, мелодичностью, меланхолией другого.
Чтобы погрузиться в тему, он стал часто ходить на сельское кладбище, где были похоронены его отец и сестра Варвара. Строчки элегии рождались и пели в нем, наполняя его душу сладким восторгом.
И