собеседника быстрый взгляд.
– Королевству нужен дофин, – продолжал Тристан. – Вам надлежит нейтрализовать вашего крестника Людовика Орлеанского, ближайшего к трону.
– Будь прокляты Мария Клевская, родившая этого ублюдка, и герцог Карл, признавший его своим сыном, – угрюмо промолвил король. – Но я найду выход из положения: я женю его на Жанне, своей недоделанной дочери. Можно быть уверенным, такое чудовище – да простят меня Бог, супруга и это несчастное создание! – не сможет рожать детей, и это пресечет Орлеанский род. Однако нельзя не учитывать и того, что остается он сам, мой кузен.
– Разумеется, государь. Я возвращаюсь к тылу. Оставаясь без наследника по прямой линии, трон Валуа, как вы и сами понимаете, перейдет к старшей боковой ветви, представителем которой в данный момент и является ваш злейший враг, тот, о котором мы говорим, – герцог Людовик Орлеанский. В дальнейшем, полагаю, его не смутит то обстоятельство, что его супруга бесплодна или – прошу меня простить – способна, подобно Лилит, рожать лишь чертей. Он может апеллировать к папе либо прибегнуть к подмене; таких случаев немало в истории всех государств. Что помешает ему?
– Понимаю тебя, кум Тристан, и догадываюсь, к чему клонишь, – кивнул Людовик. – Завладеть престолом юному герцогу сможет помешать только одно: внук Карла Седьмого, иными словами, мой сын. – Он тяжело вздохнул. – Знаю, ты говоришь мне об этом исходя из чистых побуждений, ибо всегда был и остаешься моим верным другом и советником. Однако совет дан, признайся, не без выгоды для тебя самого: всем известна твоя вражда с домом герцогов Орлеанских. Мария Клевская не простит тебе, что ты прилюдно обозвал ее шлюхой.
– Так же как я не прощу ей, что она вновь затеяла тяжбу из-за части виконтства де Туар. Ни для кого не секрет, что эти земли пожалованы одному из представителей Бурбонов – моих прежних покровителей и родичей – щедрой рукой Филиппа Четвертого, в то время как Орлеаны ссылаются на дарственную Людовика Девятого, которую до сего времени никто так и не отыскал.
– Это и побудило тебя нанести ей публичное оскорбление?
– Как можно принимать за оскорбление правду? Нет тайны в том, что эта воспитанница бургундского двора наставляла рога своему престарелому мужу едва ли не у него на глазах.
– Что не помешало ему тем не менее узаконить сына безвестного кастеляна, дав ему титул герцога.
– Что оставалось бедному мужу, если супруга не могла найти с ним в постели того, что нашла в объятиях своего слуги?
Людовик отрывисто рассмеялся, но тотчас оборвал смех.
– Однако речь сейчас вовсе не об этом, кум Тристан. Корона не должна достаться Орлеанскому дому, нам обоим это хорошо понятно.
– Еще бы, сир! Припомним при этом, как Мария Клевская, едва не выпуская когти, как-то бросила мне в лицо, что королю не на что рассчитывать: у него не будет наследников мужского пола, и на трон сядет ее сын.
– Она так говорила? – потемнел лицом Людовик. – И вправду, бессовестная дрянь. Но что, по-твоему, вселило в нее такую уверенность?
– Ей