быть в самых хороших отношениях. И многие недоумевали, видя, как кое-кто, вопреки очевидному, не стремится к общению с герцогом, а, напротив, словно не замечая его, держится ближе к дофину. Первый – Оливье ле Дэн, брадобрей короля, его верный пес; за ним Этьен де Век, Луи де Тремуй, Грасьен де Герр и другие. Да, еще два фаворита дофина, его всегдашние спутники повсюду – Этьен де Вержи и Филипп де Рибейрак. Эти-то чем думают, особенно первый? Дофин прямо-таки не отходит от него. Конечно, с этими двоими тоже следует дружить, но не более того: когда это они войдут в силу? Лишь через восемь лет. Стоит ли так долго ждать? Да и кому ведомо, что может произойти за это время: ползут слухи о слабом здоровье юного принца.
Таковы темы ежедневных пересудов двора.
Герцог Орлеанский тем временем, не видя необходимости в том, чтобы слоняться по залам и коридорам замка, большую часть времени проводил в борделях и в домах горожан, имевших пригожих дочерей. Когда ему это надоедало, он возвращался в Амбуаз и прогуливался по парку в компании своих неизменных спутников: Дюнуа (Франсуа де Лонгвиль), Вилье, Рамфора, Сенвиля и других. За ними шлейфом тянулись придворные дамы и кавалеры; ряды их, надо сказать, неуклонно пополнялись, так что очень скоро вблизи покоев дофина осталось совсем немного придворных.
В один из таких дней томительного и тревожного ожидания известий из Плесси-ле-Тур Этьен вышел из покоев принца, неторопливой походкой миновал зал и направился в Галерею Флоры. Придворные почтительно расступались, давая ему дорогу, иные коротко кланялись. Эти смотрели дальше, нежели те, что бродили по парковым аллеям. Королем-то все одно быть этому, а не тому, со «шлейфом» льстецов и бездельников, и Этьен де Вержи вот-вот станет «хозяином» нового короля. А вслед за ним и его приятель Рибейрак.
Этьен не мог не замечать добродушно приветствовавших его и старался запомнить лица и имена, особенно тех, кто не пытался выжать из себя улыбку, здороваясь без лести, без фальши в голосе, в выражении лица. Эти надежные; как бы ни повернулась судьба, на них вполне можно положиться; они верны короне, и юному Карлу следует назвать имена: сир Гуго д'Обижу, сеньор де Бальзак, Альвен де Пьен…
Пройдя до конца галереи, Этьен остановился у арочного проема и, скрестив руки на груди и безо всякого интереса созерцая причудливые фигуры, образованные парковым кустарником, погрузился в размышления.
– Чтоб мне оказаться в преисподней! – раздался вдруг совсем рядом громкий голос. – Я так и знал, что найду тебя здесь.
Этьен улыбнулся. Размашистым шагом к нему шел Рибейрак.
– Какого черта тебе вздумалось созерцать красоты парка? Догадываюсь, предался мечтам? Лучше бы поиграл в мяч с юным королем. Где он, кстати?
– Они с Бурре читают в оригинале Овидия.
– А ты, значит, оттого и грустен, что не силен в латыни? Либо иная печаль тяготит твою душу? Поделись со мной своим горем, как знать, не помогу ли я тебе развеять его?
– Ах, Филипп, – тяжело вздохнул Этьен, – ты же знаешь, я влюблен в Анну де Боже.
Рибейрак усмехнулся:
– Ничтожный