котором сегодня утром вырыл могилу судье. Будь на то его воля, Руб оставил бы экскаватор на кладбище, но его босс, мистер Делакруа, сказал, что скорбящим неприятно видеть возле свежевырытой могилы экскаватор, еще неприятнее сознавать, что яму копала эта невзрачная бесчувственная машина, и, уж конечно, тем более неприятно видеть сидящего на ней такого вот Руба Сквирза, которому явно не терпится, чтобы усопшего поскорее предали земле и можно было закончить сегодняшнюю работу. И Руб – а в тот день ему и впрямь не терпелось закончить работу – отогнал экскаватор за добрую сотню ярдов и уселся в его тени.
– З-з-знаешь, чего бы м-м-мне хотелось? – произнес он вслух.
В детстве он страдал от сильного заикания. Когда Руб вырос, оно прошло, но сейчас отчего-то вернулось. Последнее время он начал разговаривать сам с собой – наверное, потому что, когда Руба никто не слышал, он заикался меньше, – но представлял, будто разговаривает со своим другом Салли.
Чего? Чего бы тебе, черт п-п-побери, хотелось? Руб знал, что Салли именно так и ответил бы, будь он здесь. В лучшем друге – окей, единственном друге – Руба устраивало практически все, но порою ему хотелось, чтобы Салли подшучивал над ним пореже. Особенно над заиканием. Но Руб понимал, что Салли так общается со всеми и не стремится никого обидеть. И все равно Рубу это надоело.
– Мне бы хотелось, чтобы этот тип замолчал.
Чувак в белом балахоне трындел уже очень долго, добрые полчаса, Руб в этом не сомневался. В пятницу короткий рабочий день, мистер Делакруа сказал: закончишь с судьей, поставишь экскаватор в сарай, запрешь его – и свободен.
– Тогда бы все пошли домой, а мы бы с тобой доделали дело.
Можно подумать, засыпаґть гроб землей они будут вдвоем, Руб и Салли, как в старые добрые времена, и управятся в два счета.
И опять в его голове прозвучал голос Салли. Много хочешь – мало получишь, балбес.
Руб не сердился, что Салли называет его балбесом, Руб считал это признаком симпатии. Салли почти всех мужчин называл балбесами, а женщин – куколками, невзирая на возраст.
– А знаешь, чего бы мне хотелось по-настоящему? – продолжал Руб, не обращая внимания на подколку.
В одну руку сложи желания, а в другую насри. Сообщи, какая наполнится первой.
– Мне бы хотелось, чтобы ты не был таким забывчивым, – продолжал Руб, поскольку Салли в последнее время ничего толком не помнил, а Руб сомневался, что сумеет справиться с разочарованием, если сегодня о нем забудут.
Я не забуду. Я уже положил стремянку в кузов пикапа.
Салли согласился помочь Рубу с высоким деревом, которое росло сбоку дома Руба и его жены; когда дул ветер, ветка этого дерева скребла по окну комнаты Бутси, и та бесилась.
То есть как – по окну ее комнаты?
Супружеская постель опротивела Рубу уже на первом году их брака. И, дабы избежать ее тягот, он наплел Бутси, будто она храпит; она не храпела, но это позволило ему поселиться в пыльной пустой неотапливаемой конурке в другом