ваше сиятельство, но она очень хочет побеседовать с вами.
Князь вспомнил предсказание местного фельдшера Петра Павловича, что Груше нежелательно рожать и необходимо освободиться от плода. В имении ни для кого не было секретом, что ежегодно та или иная крепостная девка рожала от князя ребёнка, которого немедленно отправляли в приют. Груша на втором месяце беременности начала болеть. Князь посчитал, что девка она крепкая и ничего плохого с ней не произойдёт. К Груше он особенно был привязан и, узнав о схватках, направился к ней.
Увидев князя, Аграфена взяла его руку и поцеловала:
– Спасибо вам, князь, за ласку. Ежели Бог примет меня, не бросайте дитё.
– Лежи, лежи, Груша, всё сделаю как положено. «Может, я зря не прислушался к совету эскулапа?» – подумал он мельком, гладя её по голове.
– Мужайся, ты должна выдержать, всё будет хорошо.
Роженица снова застонала. Вошли Матрёна вместе с эскулапом, и князь направился к себе. Он не ожидал от себя такого афронта, но говорить о своих переживаниях не думал, считая это блажью.
«Может, правда оставить ребёнка в имении? – думал он о просьбе Аграфены. – Но пойди на уступки одной – тогда и другие начнут просить за своих маленьких. Не дело! Установленный порядок не должен нарушаться!» С вечера он так и не ложился. Только под утро, узнав, что Груша разродилась мёртвым ребёнком и, как сказал Пётр Павлович, ей необходим полный покой, уснул. На следующий день он вместе с дочерью отбыл в Петербург.
В Петербурге
Княжна Мария просто не узнавала себя. В душе её царил праздник, а главное – желание как можно больше увидеть и узнать. Даже замечание княгини Юсуповой, что необходимо больше внимания уделять своему туалету, не обескуражило её.
– Вы же, княжна, на выданье. Не забывайте, что здесь к вам присматриваются молодые люди, и очень важно, как вы одеты. Неслучайно говорят: по одёжке встречают!
«Вы правы, – думала княжна про себя, – но сколько дурнушку ни наряжай, она всё равно будет таковой, поэтому лучше всего быть такой, какая я есть! Что же сделаешь, если Всевышний не дал мне грации и обделил красотой? Поэтому лучше быть самой собой». Взглянув на часы, заметила, что до выхода ещё есть время, и решила кое-что записать для памяти. Вчера она снова была в Эрмитаже и не преминула ещё раз подняться по главной Иорданской лестнице, разделённой на два торжественных марша. Первые ступеньки находились в затемнённом пространстве, но через несколько шагов вдруг во всю ширь раскрывалась огромная раззолочённая зала, пронизанная потоком света и блеском зеркал, с изумительным плафоном потолка, выполненным художником Фонтебассо. Покорил её и тронный зал со сдвоенными строгими коринфскими колоннами. Залюбовалась Волконская картиной Рембрандта «Возвращение блудного сына» и долго не могла оторваться от этого полотна.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив