взгляд вбок. Она сидела спокойно, с прямой спиной, рука лежала на колене, волосы чуть выбились из пучка. Он снова отметил про себя, как легко рядом с ней говорить. Без игры. Без защиты.
Он снова отвёл глаза. Слишком привычно – не давать себе думать.
Но всё равно смотрел. Урывками. Невольно.
Он ещё не понимал, что именно чувствует. Но знал: она стала тем, с кем можно быть настоящим. Хотя бы иногда.
И этого пока хватало.
Глава 12
Дом был тихим, какими только бывают дома, пережившие всё. Вечер опускался на старые стены, на широкие окна, за которыми уже темнели силуэты деревьев. Скатерть на столе – белая, с гладкой вышивкой, вино разлито, хлеб разломан.
За столом – семья Ташкынов.
На главном месте теперь сидел Хакан. Ровно. Уверенно. В кресле, которое когда-то принадлежало его отцу. Тень от лампы ложилась на его лицо, делая черты резче. Он был из тех, кто молчит больше, чем говорит, и каждое его слово звучало так, будто где-то внутри всегда шёл расчёт.
По правую руку от него – сыновья.
Первым – Арслан. Спокойный. Сдержанный. Слишком взрослый для своего возраста, слишком похожий на отца. Он ел молча, по времени, как человек, которому важно не удовольствие, а порядок. В глазах – контроль. В осанке – утверждение.
Рядом – Эмир. Чужой на своём месте. Он держал вилку, но не смотрел в тарелку. Взгляд его был отстранённым, как у человека, которому давно известно, чем закончится разговор – даже если он ещё не начался.
По левую сторону от Хакана – Айше.
Её платок был уложен, как всегда, строго. Серо-синий, приглушённый, скреплён старой брошью. Она сидела прямо, не сутулившись. Руки – на коленях. Лицо – ровное. На ней не было украшений – только тонкий браслет, подаренный ей мужем в тот год, когда родился Хакан. Она не вела этот ужин. Но присутствие её было сильнее всех голосов.
За её спиной – прислуга. Тихая, как стены. Готовая подать, убрать, исчезнуть.
Это была вся их семья.
О жене Хакана не говорили уже много лет. Эмир знал, что она ушла – и с ней ушло что-то ещё. Возможно, последняя попытка сделать этот дом тёплым. Он ушёл из дома вскоре после её смерти. Не потому что не любил мать. А потому что здесь стало невозможно дышать.
Осталась бабушка. Он видел в ней – всё, что считал настоящим. Она не обнимала. Не говорила лишнего. Но её взгляд всегда держал его в равновесии, когда весь остальной дом тянул в сторону, к другим законам. К другим ценам.
Она никогда не сбивала его. Но всегда напоминала:
Семья – это то, что останется, когда всё остальное сгорит.
Для Эмира – семья была она.
Не просто бабушка. Не просто женщина, пережившая больше, чем положено. Она была единственным человеком в этом доме, который не пытался переделать его, не называл его чувства слабостью и не говорил «ты должен» через губу. В ней он чувствовал опору – не громкую, но незыблемую.
Когда дом становился клеткой, когда стены сжимались, когда отец смотрел так, будто знал, как жить, но не знал, как любить – Айше оставалась. Она не спасала словами. Она просто была. И этого хватало.
.Она никогда не