так же, как тогда, у неё в квартире при свете лампадки у подаренных им икон.
Однако иллюзия скоро растворилась, потому что она так и не смогла хоть краем зацепиться за реальность. Эти двое никуда не собирались пропадать. Напротив, между ними завязался оживлённый разговор.
«Этот Кирилл с кем хочешь общий язык найдёт», – с лёгким разочарованием решил Артём.
«Районы, кварталы, жилые массивы!..» – возбуждённо запел другой голос.
Алик и Кирилл закурили. Зловонные клубы табачного дыма заполнили комнату, своим мертвенно-серым цветом впиваясь в глаза.
А на улице усилился ветер. Его порывы остервенело колотили по крыше, заставляя её время от времени то дрожать, то стонать. Артём закрыл глаза, и ему представилось, будто он в аду.
«А что, собственно, меня держит здесь, – вдруг настигла его твёрдая и острая, как брошенный камень, мысль и заставила решительно разомкнуть веки, – когда она где-то тут неподалёку, почти рядом? Что мне этот дождь, этот ветер, да хоть быть даже ни с того, ни с сего снег пошёл?».
«Хлопай ресницами и взлетай!» – призывала новая песня в наушниках.
Артём встал с решимостью, без всякого сомнения, покинуть это место, выключил плеер и, намерено ни с кем не прощаясь, вышел из комнаты. На крыльце он приостановился, поднимая воротник своей куртки.
Бросившийся ему навстречу мощный порыв ветра обдал холодной колющей влагой и на миг заставил потерять равновесие.
Стоявшие рядом деревья с громким скрипом раскачивались из стороны в сторону. Но то были большие, а те, что поменьше, уходившие ближе к дороге, гнулись чуть ли не до самой земли.
Железные листы, прибитые к крыше домика, содрогались и гудели с таким отчаянием, что казалось, будто они держатся из последних сил и вот-вот, при новом броске ветра, со страшным грохотом повергнутся вниз.
Стало страшно. А в страхе не важно, идёт ли дождь или нет. Решимость покинула Артёма. Кажется, в эту минуту он даже позабыл о Маше.
А дождь хоть и лил по-прежнему, но всё-таки не так круто. Размеренно как-то. Такой может идти сутками. Такой нет смысла пережидать. Разум подсказывал Артёму, что нужно возвращаться домой, в город А., воля отзывчиво согласилась, и сердце с горечью замолчало.
Однако без сердца навалились слабость и робость, своей тяжестью задавившие прежде возникшую независимость. В этом чужом и незнакомом мире, где до этого он был всё же, хотя и мысленно, с Машей, без сердца пришлось остаться одному.
В чужом и незнакомом мире одному быть не хотелось. И тогда Артём с иного угла зрения посмотрел на своих товарищей по несчастью. Принимая в расчёт обстоятельства, они стали для него самыми близкими людьми. В данное конкретное время и в данном конкретном месте гораздо ближе, чем Маша.
Вернувшись в комнату, Артём сказал им:
– Там ветер деревья, как прутья, гнёт.
– А ливень кончился? – спросил Кирилл.
Артём живо откликнулся:
– Нет, идёт. Правда, не такой