всё снова закончится слезами, истерикой, разговором у главврача,
А в дверях уже нетерпеливо ждали своего часа нянечка и процедурная медсестра, которая бережно несла перед собой блестящую крышку от стерилизатора: на крышке лежало рядышком несколько наполненных лекарством шприцов.
– Ой, бедная она, бедная, – запричитала нянечка, имея в виду врача, – ребенок у нее какую неделю болеет, и заменить её не́кем. Шли бы по домам и нам бы роздых какой дали.
– Она на работе, – тихо, сквозь зубы, сказал Гравшин, – и мы тут не в доме отдыха.
– И что за люди, – возмутилась медсестра, – кто ей дороже: ребенок свой или… (она обвела взглядом палату) всех лечить – не перелечишь. А случись что с её девочкой – кто ей вернет её?
Перетянув Гостеву жгутом руку, она долго возилась с ним, выискивая подходящую для укола вену. Очевидно, это было совсем не просто и, чтобы ввести старику лекарство, пришлось воспользоваться узлами вен, безобразно вздувшимися у него на кистях. С горем пополам, забрызгав себя кровью, она начинила старика лекарством и подошла со шприцом к Гравшину.
– А ты чего ждешь? – спросила она, – особого приглашения?
Слух, что она мужененавистница и потому мстит мужикам, был очень популярным среди больных.
– Ну, что копаешься? Стоять мне тут над тобой? – торопила она Гравшина, медленно закатывавшего рукав.
– Подождете, – с тихим бешенством проговорил он.
Медсестра поджала губы, но смолчала.
– А когда кровь будете вливать? Мне ее положено три раза в неделю. А на прошлой – мне не сделали ни разу.
– Скажи спасибо за плазму. А крови нет.
– Есть.
– Нет. Ну, давай руку.
– Небось, друг дружке втихаря вкалываете.
Она задохнулась.
– Ну, хорошо ж! – пригрозила она, закончив с инъекцией, и быстро вышла из палаты.
– Пусть жалуется. Они еще психиатра вызовут.
Его губы прыгали, он злился, но никак не мог их унять.
– Нехорошо ты, парень, говоришь, – пробурчал Яэин, продолжая перекладывать в тумбочке вещи.
– А как хочу, так и разговариваю. Они меня лечить не хотят, – вдруг закричал он так громко, что дремавший под действием снотворных Опалов испуганно заворочался.
– Им всё равно. Спишут, и будь здоров, – продолжал выкрикивать Гравшин. – Мне кровь три раза в неделю нужна, а где она?
– А где они возьмут тебе кровь, – кипятился Кожин, – что они её из себя качают!
– А мне до этого какое дело.
– Ишь, как заговорили, – выпрямился у тумбочки Язин, – привыкли на дармовщину лечиться. Совесть надо иметь.
– А у них она есть? – кричал, уже совсем не владея собой, Гравшин. – Я видел, как тут старик помирал: ему глаза закрыли… дежурная врач опоздала… так она сестру заставила в мертвое тело морфий впрыснуть, чтобы в карточку записать, что оказали помощь.
– Ерунда. Чушь, – кричал в ответ Кожин.
– Я видел… как она писала! Мы для них не люди –