или нехудожественной. В этой своей оценке Гоголь ближе к Белинскому, чем к Пушкину.
Другим интересом Гоголя после литературы была история. Она являлась, если можно так сказать, его второй специальностью, к которой он себя серьёзно готовил. Более того, не зная еще своих способностей в литературе, а после неудачи с поэмой «Ганц Кюхельгартен», сомневаясь в своих писательских способностях, он приступил к самостоятельной деятельности именно на ниве истории – адъюнкт-профессором истории Петербургского университета. Можно в связи с этим сделать вывод о закономерности его постоянного внимания к творчеству Н. М. Карамзина. В письме летом 1832 года И. И. Дмитриеву, известному литератору предыдущего века, из родной Васильевки Гоголь вспоминает «незабвенного» Карамзина, который ярко описал в своих очерках деревенский быт и природу, совсем в малороссийском духе. Позднее, в 1836 году, в своей большой критической статье «О движении журнальной литературы…», помещённой в пушкинском «Современнике», Гоголь отмечает выход в свет собрания сочинений Карамзина и сетует на то, что журналы не оценили в полной мере значения этого важного факта, отделавшись «пошлыми» фразами. В «Выбранных местах…» небольшую (тринадцатую) главу Гоголь так и обозначил – «Карамзин». Он одобрительно отзывается здесь о «Похвальном» слове Карамзину М. Погодина в Симбирске, в связи с открытием там в 1845 году памятника известному писателю-земляку и даёт высокую оценку его творчеству. Гоголь пишет, что Карамзин честно исполнил свой долг гражданина и равно почитаем всеми сословиями России. Цензура не мешала Карамзину говорить правду, которую при его чистой душе понимали и принимали все люди от царя до «последнего нищего». Карамзин-прозаик, по мнению Гоголя, уступал только Пушкину-стихотворцу. Для прозы Карамзина, вместе с тем, характерен своеобразный юмор; может быть, именно юмор был причиной того, что даже у Карамзина, человека «незлобнейшего и прекраснейшего душою», как полагает Гоголь, могли быть недоброжелатели. Карамзин не модный проповедник, а «независимый» писатель, не зарывший своё дарование, а «на данные ему пять талантов истинно принёс другие пять», как говорит Гоголь. Современные подражатели Карамзина, по мнению Гоголя, выглядят карикатурой на своего учителя – по своему мышлению, по приторно-сладкому стилю. В конце 1840-х годов Гоголь возвращается к Карамзину в своей «Авторской исповеди», не публиковавшейся при жизни автора. Он сравнивает здесь биографию Карамзина с историей своей жизни, отмечая, что Карамзину, «воспитавшемуся в юношестве», не пришлось, в отличие от Гоголя, переживать мучительную «внутреннюю историю» совершенствования, в результате которой центр его интересов переместился с проблем русского человека и России на вопросы, связанные с человеческой душой вообще. Как можно заметить, Гоголь одобряет творчество Карамзина именно за то, за что его упрекал Пушкин: за его неограниченные монархизм и консерватизм. В вопросах же художественного