из многочисленных приглашенных. Бывали воскресенья, когда у него собиралось до тридцати человек. Сначала обед за множеством отдельно стоящих круглых столиков, затем вся компания собирается в библиотеке или у бассейна.
А вот, собственно, то, что я не успел вам рассказать. Года два назад, если не ошибаюсь… Да, два года назад моя дочь получила в подарок на Рождество миниатюрную золотую авторучку, изящнейшую вещицу, со своими инициалами. Подарок был сопровожден поздравительной открыткой, подписанной Артуром Нику. Я чуть было не отправил подарок обратно. Уж не помню, с кем именно из своих коллег я поделился своим раздражением, зато помню, что тот рассмеялся и посоветовал не придавать этому значения. Мол, есть у Артура Нику такая привычка – в конце каждого года отправлять такого рода подарки всем женам или дочерям его гостей. В этом году то были авторучки, и он наверняка заказал их несколько десятков. В прошлом году он рассылал пудреницы. Тоже золотые, у него особенное пристрастие к золоту. Одним словом, дочь оставила ручку себе. Кажется, она до сих пор ею пользуется. Но когда завтра в прессе разразится скандал и кто-нибудь обязательно опубликует, что дочь Огюста Пуана получила в подарок и приняла…
Мегрэ кивнул. Он не преуменьшал значимость подобной, казалось бы, мелкой детали.
– Что-нибудь еще? Вам не приходилось одалживать у него денег?
Пуан густо покраснел. Мегрэ все понял. Министр краснел не потому, что ему было чего стыдиться, а потому, что с нынешнего дня любой человек будет считать себя вправе задать ему этот вопрос.
– Никогда! Клянусь вам…
– Я вам верю. Никакими акциями компании «Нику и Совгрен» не владеете?
Пуан с горькой улыбкой на губах покачал головой.
– С завтрашнего утра постараюсь сделать все возможное, – пообещал Мегрэ. – Думаю, вы понимаете, что я в любом случае знаю меньше вашего и весьма плохо ориентируюсь в мире политики. Повторюсь, я сильно сомневаюсь в том, что отчет удастся найти раньше, чем тот, кто завладел им, успеет воспользоваться документом по своему усмотрению. И все-таки, положа руку на сердце… Вы сами могли бы уничтожить его, чтобы спасти своих коллег, которых он, несомненно, компрометирует?
– Ни в коем случае.
– Даже если бы на этом стал настаивать глава вашей партии?
– Даже если бы мне посоветовал сам президент.
– Я так и думал. Простите, что задал этот вопрос. Всего доброго, господин министр.
Оба поднялись, Пуан протянул свою широкую, покрытую волосами руку.
– Прошу прощения, что втянул вас во все это. Я чувствовал себя настолько сбитым с толку, настолько растерянным…
Да, теперь, когда он вручил свою судьбу другому человеку, он явно испытывал облегчение. Говорил своим обычным голосом, зажег верхний свет, открыл дверь.
– В министерство ко мне вы прийти не можете, потому что вы слишком известная