мыслей ротного. Павел его реакцию тоже уловил. Оба понимали, что открыты и доступны друг другу в истинных суждениях.
– Автоматы получил? – подавляя неудовольствие, сдержанно поинтересовался Павел.
– Нет еще. После завтрака пошлю людей.
– Я же сказал, чтобы получили вчера.
– Получим. Что за дела. Сегодня и к изучению приступим.
– Срок – два дня. Проверю лично.
– Невелика премудрость. За два дня я из них вот таких автоматчиков сделаю, – Сахно показал большой палец. – На большой с покрышкой!
– Не забудь про список личного состава. Представить к четырнадцати ноль-нол, – напомнил Павел.
Сахно расслышал в его голосе обидные, усмешливые нотки.
– Не заводись, ротный. Все будет чин чином.
– Ты не выполнил приказ, – жестко осадил его Павел и, отвернувшись, шагнул в проход. Больше говорить было не о чем.
Завтрак подходил к концу. Кое-где к потолку потянулись густые махорочные дымы.
Павел призвал солдат к вниманию.
– У кого есть вопросы, прошу подсаживаться поближе. А то и лиц в темноте не разглядишь.
– Нас, гражданин начальник, уже глядели-переглядели и судьи, и прокуроры. И чтоб не забыть, фотки на память поснимали, – спрыгивая с нар в проход, с присущей блатнякам рисовкой отзывается высокий белобрысый детина с цыганской серьгой в ухе.
– Гражданин начальник! – перебивает его другой, сытый, басовитый голос, принадлежащий чернявому бритоголовому штрафнику в немецких сапогах с широкими голенищами. – У вас случаем не найдется листка бумажки для письма? А то вон Фомич, – тычет он пальцем в соседа, – жалобу на начальника Камлага написать хочет. Ему в нарсуде пятерик отдаленных табурей приписали, а начальник его своим произволом в штрафняк толкнул. Фомич хочет по закону свой срок на лесоповале оттянуть. Штрафняк ему не в цвет, в приговоре не записано…
Павел смерил обоих пристальным ироничным прищуром:
– Впредь попрошу обращаться строго по-уставному: гражданин командир роты или гражданин ротный. Это раз. Все ваши лагерные байки я знаю наперед. И все остальные сыты ими по горло. Это два. Вопросы задавать только по делу.
– А как насчет табачку, ротный? Бедуют мужики.
– Я всего лишь командир роты, нормы довольствия не устанавливаю. Своей властью могу подкинуть во взвод трофейный пулемет и пару ящиков гранат. А что касается табака… Если у кого после завтрака нечего закурить – смоли курачи.
Он извлек из кармана припасенный кисет с махоркой и, поискав глазами – кому? – протянул его сидевшему с краю немолодому, заросшему щетиной исхудалому штрафнику, определив по загрубелым костистым рукам – работяга и скорее всего колхозник. Солдат заторопился, полез в нагрудный карман за бумагой, но закурить не успел.
– Эй ты, тютя, дай-ка сюда кису! – Изящный небрежный жест, и кисет повис на тесемках в руке у белобрысого с серьгой в ухе штрафника. – Потом вместе закурим, –