Киона, можешь спать под открытым небом, как твоя мать Тала, как все твои хваленые предки монтанье!
Девочка смерила свою мачеху холодным взглядом. В чертах ее лица, искаженного негодованием, не осталось ничего детского.
– Хорошо! Если ты меня гонишь, я уйду, – ответила она.
Никто не успел ее удержать. Она запрыгнула на спину лошади, отпустила веревку, удерживающую пони, и животное тут же рвануло галопом по аллее, огибающей дом Шарденов.
– Киона, вернись! – крикнул Мукки.
Но все было напрасно. Она исчезла в теплой июльской ночи.
Квебек, театр Капитолий, следующий день
Эрмин теребила в руках телеграмму, которую ей только что вручил почтальон. Она стояла за кулисами, дожидаясь своего выхода на сцену, и этот сероватый листок бумаги не сулил ей ничего хорошего. Взгляд ее красивых голубых глаз то и дело настороженно обращался к нему, нежно-розовые губы подрагивали. Это была прелестная молодая женщина с лицом мадонны и роскошными светлыми волосами.
«Что это может быть? – спрашивала она себя. – Для слов поддержки несколько поздновато, первый акт уже начался».
Эрмин слышала музыку, сопровождающую реплики певцов. В Капитолии «Богему» Джакомо Пуччини включили в дневной репертуар, что было непривычно. Но война закончилась, и квебекцы нуждались в развлечениях.
«Скоро мой выход. Похоже, телеграмма отправлена из Роберваля. Неужели что-то случилось?» – терялась она в догадках.
Испытывая досаду, поскольку сейчас ей очень не хотелось отвлекаться, молодая женщина вскрыла телеграмму. Она бы предпочла сконцентрироваться на персонаже нежной Мими, в которую ей предстояло перевоплотиться. К тому же за тяжелым занавесом из красного бархата было темно.
«Если это мама, она могла бы позвонить мне в обед. Господи, она никогда не изменится!»
Перед взором Эрмин на секунду возник образ матери, красивой и своенравной Лоры Шарден, с платиновыми кудряшками, светлыми глазами, всегда изысканно одетой. Затем она попыталась прочесть в полумраке текст телеграммы.
«Дом в Валь-Жальбере сгорел. Жослин и Мирей в больнице. Киона сбежала. Дозвониться до тебя не смогла. Возвращайся скорее. Мама».
Из груди молодой певицы вырвался крик ужаса и недоверия, ноги задрожали. Ее бросило в холод, затем обдало жаркой волной. К счастью, Лиззи, помощница режиссера, всегда находилась неподалеку.
– Что с тобой, Эрмин? О Господи! Плохие новости? Кто-то умер?
Энергичная приземистая Лиззи схватила Эрмин за руку. Ее зеленые глаза с тревогой всматривались из-под шапки кудрявых волос с проседью в прекрасное лицо Соловья из Валь-Жальбера – так прозвала пресса Эрмин Дельбо, одну из самых талантливых обладательниц сопрано своего времени.
– Нет, никто не умер, по крайней мере я на это надеюсь, – пробормотала та вместо ответа. – На, почитай! Боже, я не смогу петь, у меня во рту пересохло, я в шоковом состоянии!
– Ты что! Через три минуты Рудольф останется один и тебе придется идти на сцену, моя дорогая. Поэтому