Влас в отчаянии не знал, что делать. Проторчав у дома часа два, поворотил конягу в Петрушино. И тут ему повезло! От леска наперерез двинулись четыре всадника. Уже изрядно стемнело, но на одном из верховых совершенно отчётливо сверкнули золотые погоны. Офицер внимательно выслушал сбивчивый рассказ Скородумова и переспросил:
– Точно один он и не вооружён?
– Я, Ваш бродь, не видал, как он приезжал-то. А так, по виду, никого с ним боле нету. Один стало быть. И винтовки при нём не видать. Можа наган иде в карманах, но эт-т я не берусь утверждать. А так – Стёпка это, точно!
– А вдруг твой приятель уже уехал или к нему кто приехал? Ты вот что: поезжай обратно и разузнай всё, как есть. Если краснопузый один и выезжать собирается, проследи, в какую сторону поедет и бегом к нам. Стоять будем в этом лесочке. Свистеть умеешь?
– Умею, Ваш бродь!
– Свистнешь три раза, как подъедешь к краю. У красных тут тоже дозоры бывают, так что на том и порешим!
Едва Влас подобрался к переулку, где жила Матрёна Игнатьевна, как тут же едва не столкнулся с подводой: «Уезжает Степан-то! Вовремя я подоспел!» Но это был Пётр Карнаухов, из местных. По виду пьяный в дымину. Бормочет что-то себе под нос или песню петь пробует – не разберёшь! Голову наклонил на грудь, даже не заметил его, Власа, у обочины: «А что бы Петру в эту пору тут делать? А вдруг он Стёпке привёз кого?»
Всю ночь проторчал у Матрёниного подворья бдительный хуторянин, не смыкая глаз. А как увидел Ситникова одного да без вооружения, так и от сердца отлегло: теперь-то точно сцапают голодранца дозорные! Ага, вон он куда направляется! Ну, дальше Голой балки уйти не успеет! Нет, не видел Ситников, как пригибаясь по-шакальи, Влас вприпрыжку спешил к привязанной на базу Карюхе. А если бы и увидел, что тогда?
Затрещали винтовочные выстрелы. Степан Егорович поднимал и резко опускал кнутовище на лошадиную спину, оставляя на взмыленной шерсти длинные перекрестья полос. Внезапно одна из пуль ударила в обод телеги и, жутко жужжа, отрекошетила куда-то в сторону. Степан оглянулся и увидел пятерых преследователей, один из которых спешился и целил в него из карабина.
Звук выстрела и лошадиное ржание слились воедино. Кобыла рухнула на передние ноги, упирая оглобли в землю. Красноармеец кубарем вылетел из повозки и, услышав улюлюкание беляков, вскочил на ноги. «Кажется, обошлось, кости целы!» – успел подумать на бегу.
Вот и берёзки! Там, у корней, под слоем сухой травы он спрятал винтовку и запасную обойму. Вот они! «Ну, теперь потягаемся, гады!» – тяжело дыша, Степан прицелился, пытаясь поймать на мушку первого из преследователей – бородатого казака, вырвавшегося вперед всех. Задержал дыхание и плавно нажал на курок. Тут же передёрнул затвор, успев заметить, как вылетел, широко взмахнув руками, из седла бородач, но нога его застряла в стремени, и ошалевший конь волочил своего хозяина по разнотравью до тех пор, пока