Волшебный фонарь. Хроника жизни Марины Цветаевой: от рождения до начала взрослой жизни (1892–1912)
дышать. И вдруг – сразу – отпускает. Это не сон: <пропуск двух-трёх слов> только полная беззащитность слуха и тела: не хочу слушать и не могу прервать, хочу двинуться и не могу начать. Раздвоение сущности: тело – мертво и существует только в сознании. На кровати ничего нет кроме страха перестать дышать.
Отличие от сна: во сне я – живу, о том что я сплю – только вспоминаю, кроме того во сне (сновидении) я свободна: живу призрачным телом. А здесь умираю живым.
Это у меня с двенадцати лет, и это у меня двенадцати лет называлась карусель.
Варианты: возглас (чаще издевательский), иногда – одна интонация (от которой – холодею) – среди полного бдения (но всегда в темноте) иногда впрочем и посреди чтения – интонация издёвки или угрозы – затем: постель срывается, летаем – я и постель – вокруг комнаты, точно ища выхода окна: простор, постели нет, я над городом, лесом, морем, падение без конца, знаю, что конца нет.
Либо: воздушное преследование, т. е. я по воздуху, те – по земле, вот-вот достанут, но тогда уже я торжествую, ибо – те не полетят.
Но всё: и тóлько звон, и полёт с постелью, и пасть-не упасть и погоня – всё при полном сознании скованности тела лежащего на постели – даже когда я с постелью вылетела в окно – всё как спазма, меня свело и, если не отпустит – смерть. И сквозь всё: погоню, полёт, звон, выкрики, единственный актив и физический звук собственного дыхания.
Когда мне было четырнадцать лет мне наш земский тарусский врач (Иван Зиновьевич Добротворский, свойственник отца) в ответ на рассказ сказал, что от глаз – зрения. Но я тогда уже поняла, что глаза не при чём, раз всё дело в слышимом и – больше! – раз ничего не вижу. Другие (не врачи) клонили к отделению астрального тела и прочему, но им я тоже не верила, видя, что я живая, попадаю в теорию, мой живой – смертный – страх в какой-то очень благополучный (и сомнительный) разряд. Не зная ни медицины ни мистики вот чтó
– сердце, мстящее мне ночью за то, что делаю с ним днём (тогда, 12-ти лет – наперёд мстящее: за то, что буду делать!) вернее платящее за мою <сверху: нашу> дневную – исконную – всяческую растрату. И наполнение этого ужаса – звуковыми, т. е. слуховыми, т. е. самыми моими явлениями. Если бы я жила зрительной жизнью (чего бы быть не могло) я бы этот ужас видела, т. е. вместо интонаций – рожи, м. б. даже не рожи, а мерзости без названия, словом тó, что в зрительной жизни соответствует интонации (голосовому умыслу).
Исконная и северная Wilde Jagd108 сердца, которого в своей простоте не знает – и не может знать – латинская раса.
Вся мистическая, нет – мифическая! – Wilde Jagd крови по жилам.
Тáк – умру».109
1905 год
Ночь на 1 января (по новому стилю), воскресенье
В Москве в строящемся Музее изящных искусств имени императора Александра III случился пожар. Сгорела часть собранных коллекций.
2 января (по новому стилю), понедельник
И. В. Цветаева пишет Р. И. Клейну из Фрайбурга в Москву: « <…> Какое несчастное начало нового года постигло