него не типичное, оно сладко высасывает силу из рук и хочется закрыть глаза, и улыбаться… Но, так устроена Старая Планета, что когда там зима, то обязательно идёт снег, а если лето, то, значит, будет обязательно тепло, что не так опасно для сохранения жизни. Не позволяя ему приблизиться к столу, река несла Эмигранта вдоль синих берегов с меридианами, словно они были вырезаны из контурных карт и раскрашены школьником от руки, а фонограмма, под которую Меч говорил, не открывая рта, больше не смущала его, напротив, она казалась ему вполне логичной и обоснованной.
… Не выходя из дома, познаешь мир,
И из квартир,
Где нет окон,
Увидишь свет»[2]…
– Ришикеш? Отрадно слышать такое!
…«Слава Богу, Меч начал шевелить губами!» – Эм неотрывно следит за Мечтателем, который валяется на полу, и хорошо, что тот перестал душить себя руками.
– Находясь в суженном пространстве нашего собственного исследовательского измерения, мы лишь пытаемся повторить то, что до нас уже довелось сделать другим счастливчикам!
– Как «Секси Сейди» из «Белого Альбома» «Битлз»?
– Нет, как в песне «Дорогая Недотрога»! – тут к всеобщему неприятию снова юродливо сломался мечтательский баритон, словно «молнией» прочно сомкнув ораторский источник. Всем вдруг захотелось домой, дискуссии подобного рода у кого угодно могли отбить желание к их продолжению, даже у толерантного Рисовальщика, чьё имя было от слова «худо». А между тем, дурачась, противный голосок продолжал тончить из своих заумных философских сфер, – «И только жизнь неумолима! Она течёт, минуя нас! А, может, мы шагаем мимо на поводу у лживых глаз? А не пора ли нам «пора»?
– Опять чай на посошок? – не сговариваясь, Рис и Эм напряжённо посмотрели на старые дедовские ходики, всегда висевшие в доме у Меча на стене слева от камина, словно ждали, что оттуда сейчас вылетит горлинка, чтобы пропеть под занавес своё неизменное: «Глазищи! Глазищи! Глазищи!»
– Как, уже всё? – заняв своё прежнее место за столом, без двойника, Мечтатель неподдельно развёл руками, будто долгое время он отсутствовал здесь, а, вернувшись домой, нашёл своё хозяйство в совершеннейшем запустении. Посокрушавшись немного, он встал из-за стола и, слегка покачиваясь, проследовал в сени, оттуда, звеня стеклянными колоколами, тут же стал растекаться по воздуху вдохновенный российский благовест. Вернувшись, Меч поставил на стол стеклянную бутыль вдвое большего размера, чем прежде, на этот раз в ней плескался подкрашенный кофе самогон «сатануха», был он крепкий и чистый, как мысли инока.
– Не в провокацию же нам его история создавала?
Когда после сотой накатили по сто первой, всем стало ясно, что выносить им себя из дома придётся по очереди. Эм окончательно угорел у печки. Сколько не обманывай себя, а реальность вершится делами, а не пустой болтовнёй. Решив, что надо заканчивать, он встал, и, тоже заметно покачиваясь, проследовал к запотевшему окну. Он стоял у