другому поводу:
– Ай да Пушкин, ай да сукин сын!
Ведь нет ничего более удачного, чем этот лучший, божественный, судьбою предначертанный дар поэту – юное, прелестное создание – его Наташа!
И начались визиты. Как всегда, по средам, состоялся вечер у Петра Александровича Плетнева. П. В. Анненков заметил по этому поводу, что Гоголь «был представлен» поэту. Но думается, что все-таки не Николай Васильевич был героем того вечера. Петербургские друзья поэта, давно его не видавшие, разумеется, были рады этому визиту четы Пушкиных, тем более что Наташа естественным образом стала главной «героиней» «среды». Большинство здесь составляли мужчины, это, правда, повод восторгаться обворожительной красотой юной жены поэта, конечно, бесспорный, но главное в другом: своим умом и обаянием, переступая через робость, Наталья Николаевна покорила не меньше этот цвет образованнейших и умнейших людей России. Следует помнить, что друг Пушкина Плетнев стал впоследствии ректором Санкт-Петербургского университета.
На следующий день они нанесли визит дочери М. И. Кутузова Е. М. Хитрово. Встречают там внучку Михаила Илларионовича, жену австрийского посланника в Петербурге Д. Ф. Фикельмон. Елизавета Михайловна в тот же день пишет П. А. Вяземскому:
Я была очень счастлива свидеться с нашим общим другом. Я нахожу, что он много выиграл в умственном отношении и относительно разговора. Жена его очень хороша и кажется безобидной.
И тогда же Дарья Федоровна записала в своем дневнике:
Пушкин приехал из Москвы и привез свою жену, но не хочет еще ее показывать. Я видела ее у маменьки – это очень молодая и очень красивая особа, тонкая, стройная, высокая, – лицо Мадонны, чрезвычайно бледное, с кротким, застенчивым, меланхолическим выражением, – глаза зеленовато-карие, светлые и прозрачные, – взгляд не то чтобы косящий, но неопределенный, тонкие черты, красивые черные волосы. Он очень в нее влюблен, рядом с ней его уродливость еще более поразительна, но когда он говорит, забываешь о том, чего ему недостает, чтобы быть красивым, его разговор так интересен, сверкающий умом, без всякого педантства.
Весьма наблюдательная, как мы видим, Дарья Фикельмон (и весьма неравнодушная, добавим, к самому поэту: была у них однажды безумная ночь) добавляет к характеристике четы все новые краски в письме к Вяземскому от 29 мая:
Пушкин к нам приехал, к нашей большой радости я нахожу, что он в этот раз еще любезнее <…> Жена его прекрасное создание; но это меланхолическое и тихое выражение похоже на предчувствие несчастия. Физиономии мужа и жены не предсказывают ни спокойствия, ни тихой радости в будущем: у Пушкина видны все порывы страстей, у жены вся меланхолия отречения от себя. Впрочем, я видела эту красивую женщину всего только один раз.
Вяземскому же, своему брату, за неделю до Д. Фикельмон, 23 мая пишет и Екатерина Андреевна Карамзина:
Мы видели Пушкина и его красивую жену, они выглядят очень хорошо вместе.
О том же пишет своему дяде и его племянница,