в детях повторенный,
И вправе будешь в свой последний час
Торжествовать над смертью покоренной.
Кузнецов:
Как кредитор, что выгодный заем
С процентом прибыльным вернет обратно,
Ты мог бы в светлом образе своем
Увидеть сам себя десятикратно.
Ты жил бы не один, а десять раз,
Десятикратно повторенный в детях,
Когда бы пробил твой последний час,
Ты в них бы жил, уж не живя на свете.
ПСШ-14:
Маршак:
Я не по звездам о судьбе гадаю,
И астрономия не скажет мне,
Какие звезды в небе к урожаю,
К чуме, пожару, голоду, войне.
Шаракшанэ:
Хоть я не доверяюсь звездам дальним,
Знакома астрономия и мне,
Но не такая, чтоб решать гаданьем,
Когда быть мору, гладу и войне.
ПСШ-16:
Маршак:
Надежнее, чем мой бесплодный стих?
Шаракшанэ:
Надежнее, чем мой бессильный стих?
ПСШ-32 (уже набивший читателю оскомину первый катрен):
Маршак:
О если ты тот день переживешь,
Когда меня накроет смерть доскою,
И эти строчки бегло перечтешь,
Написанные дружеской рукою, —
Степанов:
Коль ты, мой друг, меня переживешь
И под могильной лягу я плитою,
Быть может, эти строчки перечтешь,
Любимому оставленные мною.
Причем первые два стиха степановской версии следовало бы поменять местами: то есть сперва «под могильной лягу я плитою», после чего «ты, мой друг, меня переживешь». А так получилось нечто, противоречащее порядку вещей.
ПСШ-40:
Маршак (вариант, восходящий, как мы показали, еще к Чайковскому):
О ты, чье зло мне кажется добром,
Убей меня, но мне не будь врагом!
Степанов:
В тебе, развратник, зло глядит добром.
Убей меня, но не гляди врагом.
Ко всему прочему, сонетный замок улучшатель изуродовал грубым выражением «развратник», тогда как в оригинале стоит: lascivious grace – что-то вроде «сладострастного изящества».
ПСШ-43:
Маршак:
Смежая веки, вижу я острей.
Тарзаева:
Глаза сомкнувши, вижу я ясней.
В том же сонете:
Маршак
Открыв глаза, гляжу, не замечая.
Степанов
При свете дня гляжу, не замечая.
В том же сонете:
Маршак:
И если так светла ночная тень —
Твоей неясной тени отраженье, —
То как велик твой свет в лучистый день.
Насколько явь светлее сновиденья!
Степанов:
Твоя