носительницей глубоких душевных трещин,
она оказалась доступнейшей из продажных женщин —
падших интеллигентщин.
пятнадцатилетним подростком я прошел в дом
опасливо, осторожно
поставил на стол дорогой коньяк и пакет с пирожным,
купленным, безотложно,
на куш картежный.
словно маятник я качался на месте с замиранием сердца.
иногда создавалось ощущение движения по инерции,
будто убаюкивал в себе младенца.
она протянула мне полотенце…
я принял душ и расписался на запотевшем стекле,
затем, пригубив REMY MARTIN и поедая эклер
поведал, как открыл для себя ФРАНСУА РАБЛЕ
в феврале.
в ответ она коснулась моей щеки
и заявила, что я колючий,
что она без ума от кактусов и БЕРТОЛУЧЧИ,
что был у неё отчим, который её мучил.
гад ползучий!
несмотря на разницу в возрасте,
мы смогли с ней спеться,
от неё исходил аромат ириса и каких-то специй —
усилителей половых секреций.
она предложила раздеться…
и тут же от беспокойства меня будто обдали паром,
кровью наводнилось лицо, вылупились окуляры,
стали как у кальмара,
узревшего кулинара.
по соседству бранилась женщина
и на осколки разлеталась посуда.
у меня онемели конечности и свело желудок,
помутился рассудок.
ХРИСТОС, МАГОМЕТ, БУДДА!
пока я посылал сигналы бедствия,
пытаясь обуздать брожение,
мне чудилось, что я обломок коРАБЛЕкрушения —
ирония воображения!
она сидела, улыбаясь и невозмутимо чем-то хрустела,
повторяя, успокоительно, что это обычное дело,
что это реакция на чужое тело.
хотя и очень не зрело!
меня распирало изнутри, словно вздымались дрожжи,
я взял её на руки и бережно перенес на ложе.
словно армия сороконожек
отчеканивала шаг по коже,
аж, до дрожи!
когда она скользила как змея, поймав кураж,
а фоном ХЕНДРИКС7 феерично исполнял пассаж,
(высший пилотаж!)
мы забыли про бельэтаж,
про сварливых соседей снизу,
про раскрытые настежь окна,
битый час, трепыхаясь в трансе, не могли умолкнуть.
истрепали нервные волокна, взмокли!
она открыла франтоватый портсигар,
но закурила не сразу.
я лежал обездвижено, как солдат,
подорванный на фугасе,
лишенный боеприпасов,
не подчиняясь приказам
раз за разом, раз за разом, раз за разом…
но, не это запомнилось ярче всего,
не то, как проник в её чресла,
а благодарность, когда уходя,
вернул