на себя его страхи.
Выждав небольшую паузу, Никанор торжественно произнес.
– Ментальный каннибализм! Способность человека вбирать в себя других людей, но, не разбивая на составляющие – визуальные образы, способы мышления, поведенческие особенности, – а слитно, как самостоятельную психологическую единицу. Я понятно излагаю?
Чесс замер как вкопанный. По всей видимости, обрабатывал информацию.
– Поясни, – произнес он через несколько секунд.
– Главное – уловить суть. Это вовсе не процесс разделения взглядов или расширение диапазона своих представлений. Напрашивается сравнение с пространством телеэкрана, где действующее лицо живет своей собственной жизнью. Различие лишь в том, что телеэкран и персонаж никак не влияют друг на друга, а влияние в психической сфере обоюдное. С одной стороны, персонаж включен в психические структуры, с другой – он как бы автономен, можно сказать, без прописки.
– Это что же получается, человек поглощает не сам страх, а персонажа, наделенного этим страхом, и начинает бояться не за себя, а вместе с ним. Например, как…, – Чесс завис на доли секунды, отправляя запрос в базу данных, – …например, как за время разговора в кабаке Раскольников вобрал в себя всю несчастную мармеладовскую судьбу вместе с его чахоточной женой и дочерью Соней, живущей по «желтому билету», а затем испытал эмоциональное отождествление с их страданиями, катарсис.
– Приятно иметь дело с умным и образованным котом, – Никанор подошел поближе и погладил его по голове. – Вот как раз этого катарсиса паразит и выжидает.
– Для чего паразиту катарсис? – удивился кот.
– Через него происходит присвоение лазутчику индекса «Я», то есть признание его своим.
– Не знал, что у «Я» есть индекс.
– Есть многое у «Я», мой друг Горацио, что производит ряд фальсификаций.
– Ну, допустим, а что потом?
– После этого необходимость в посреднике, как в носителе, отпадает. Он может потускнеть, утратить очертания, раствориться, кануть в небытие, но пришелец уже в центральной системе, и для системы он не чужак.
Чесс запрыгнул на диван и вытянулся во всю длину. Подле него на низком журнальном столике (выигрышнее всего, по мнению Никанора, смотрелись столики на невысоких ножках, идеально дополняющие диван или софу) стояла шахматная доска с едва начатой партией. Ферзевой гамбит – один из самых излюбленных дебютов Никанора. Дальнейшая судьба партии зависела от того, примут ли белые жертву со стороны черных или нет.
– Программный огрех, в сущности – призрак, фантом. Выходит, что человек может всю жизнь культивировать подобных химер, даже не подозревая об этом. А ведь их – беда сколько.
Чесс ударил хвостом по клетчатому текстилю подушки, решительно взяв черную пешку.
– Паразитов предостаточно, – вздохнул Никанор, – но безоговорочные лидеры турнирной таблицы – это идеи.