Еще как бояться. Тогда ведь надо будет отдать много. Все надо отдать. Кто ж на такое согласиться?
– Прямо вот так уж и все! А себе можно что-нибудь оставить?
– Нет! – мотнул волосами оборванец. – добро и есть то, что ты отдаешь. Сам, не прикидывая, что ты взамен получишь. Иначе это просто сделка торгашей.
– Что ж, ваша идея, по-крайней мере у одной социальной группы, получит полное одобренье. У рабов.
– Глупость! У раба жгучее желанье получить и поиметь. И оно еще страшнее потому, что он всего лишен. Он всего жаждет – питья, жратвы, женщины, одежды, и свободы! Он, бедолага, хочет свободы, совсем не зная, что это такое. Он думает, что свобода это возможность ничего не делать и все иметь. Он хочет, хочет и бесконечно хочет. Отдавать – единственное чего он не хочет. Так зачем ему добро?
– Да, и вправду – нам добро такое и на фиг не приснилось.
– Но ты ведь не затем пришел, что б обсуждать столь отвлеченные вопросы.
– Нет, я все-таки хотел обсудить кое-какие мысли…
– То есть хотел у меня найти подтверждение своим.
– В общем – да.
– Нашел?
– Скорей наоборот.
– И от своих намерений и убеждений ты теперь отказался?
– Ни в коем случае.
– Значит, мы время потратили недаром – твоя вера нуждалась в подпорке, но вместо этого сама собою укрепилась.
Глаза бродяги сквозь спутавшиеся волосы смотрели весело и пронзительно.
– Но я еще хотел бы знать, что есть такое – Я! Что это такое есть за постороннее образованье, на теле вашей древней земли.
– А сам ты как считаешь?
– Я предполагаю, что каким-то образом чудесным, попал сюда по памяти моих предков. Ведь вся их жизнь, от начала времени, должна быть в глубинах моего сознанья.
– И что тебя смущает?
– Один только фактор – в этом случае я должен находиться в теле своего предка и прожить его жизнь.
– Если бы ты жизнь его прожил, то это было бы то прошлое, что уже ушло. Как смог бы ты тогда отличить его от всего остального? Ты бы тогда не понял основной сути.
– Я ее и сейчас не понимаю.
– Так иди и поживи в Черной Земле немного.
– Ну, хорошо, пошел тогда я жить.
– Я вижу, что ты еще что-то с собой уносишь. Может, стоит предъявить и это миру.
– Есть. Хотел спросить – что ж ты, мудрец, оставил в одиночестве свою царицу?
Некоторое время оборванец сидел на бережку молча, шлепая палочкой по воде. Затем, не отрывая от реки взгляда, спросил:
– Так ты от нее?
– Сам по себе. Не кажется ли тебе мудрый отшельник, что ты должен быть с ней рядом.
– Если из земли забил источник – бессмысленно в него лить воду, и зачем кремнем бить об кремень, если уже бушует пламя. Его надо либо потушить, либо отойти подальше пока не получил болезненных ожогов.
– Значит, как пламя разжигать, так это мы, а получать ожоги так другие?
– Я