случается крайне редко), воскурениями благовоний, молитвенными песнопениями, принесением в жертву черного барана и церемониальным благословением виновника торжества. Короче, с религиозно-процессуальной стороны подстраховался по полной, дабы никто не мог сказать, что вина в неудаче Шаптура, уж коли он не справится, лежит на его непосредственном руководстве, пренебрегшем положенными ритуалами.
А затем у нас был праздник живота. Брат-кормилец со своими помощниками расстарался и превзошел самого себя как по обильности кушаний, так и по ассортименту. По вкусу сравнить никак не могу, раньше он этих блюд как-то не готовил, но братия чуть языки не попроглатывала. Мне даже обидно стало, что Лисапет такой сухостой и жрет сравнительно немного: столько еды в чужих мамонах зазря пропадает.
Когда заталкивать еду в себя впрок стало совсем уж невмоготу, я потихоньку выскользнул из трапезной – общаться со мной, по старой памяти, никто до сих пор особо не рвался – и сыто развалился на дворовой скамейке, любуясь последними солнечными лучами на горных вершинах.
– Ох, если в монастыре все торжества таковы, то жить тут можно. – Неслышно подошедший Тумил плюхнулся рядом со мной, отдуваясь от обжорства.
Так-то он паренек сбитый крепко, но как тот ежик из анекдота: сильный, очень сильный – но шибко легкий. В том смысле, что мелковат еще и покуда не в состоянии соревноваться в чревоугодии со взрослыми.
– Всяко бывает, – уклончиво ответил я.
Зачем мальчика раньше времени огорчать? Его и без меня найдется кому расстроить.
– Кушак ослабь, чтобы брюхо не передавливало, – посоветовал я.
– Угу. – Он распустил узел и, привалившись спиной к стене, блаженно рыгнул. – Брат Прашнартра, а правда, что перед принятием сана будущий монах неделю постится и вкушает лишь сухари и воду, да и те – только на заре?
– Неправда, – искренне ответил я.
– Это хорошо, – вздохнул паренек.
– Спорное утверждение, – хмыкнул я и начал загибать пальцы. – Во-первых, не только за неделю до принятия сана, но и три дня после него. Во-вторых, не сухари и воду, а воду и сушеный горох. Десять горошин – в первый день поста, девять – во второй, ну и так далее, до одной. В-третьих, не только на заре, потому что проводит эти дни в пещерах под монастырем и заря там или же закат – под землей не разобрать. Да к тому же воды в пещерах хватает – пей не хочу, прямо со стен и сочится, иной раз так и целыми ледяными ручейками.
Тумил покосился на меня, скорчил на мордашке выражение: «Пришел Ржевский и все опошлил», – но ничего не сказал.
– Интересно, а когда брат Шаптур вернется, тоже ведь, наверное, празднество устроят? – спросил он после недолгого молчания.
– Я бы не рассчитывал.
– Почему? – удивился парень. – Разве правильно не отпраздновать выздоровление государя?
– На то, что вернется, не рассчитывал бы, – ответил я, но, разглядев в глазах послушника недоумение, вздохнул и пояснил свою мысль: – Если он царя не вылечит,