планы. Оно давало ему возможность приостановить движение и в то же самое время не исключало возможности его возобновления в любой удобный момент. Только бы Тёлкэ не остановился на полпути и доиграл свою партию до самого конца, как они и задумали все заранее…
– Мы боремся за то, чтобы стать свободными, наши люди одержимы одной общей целью. Они будут драться насмерть, а жужани – нет. Это уравняет наши силы. И трудно предсказать, на чьей стороне заполощется удача и куда склонится чаша весов…
Задумчивая тишина зависла в воздухе. И стало слышно, как где-то в углу назойливо жужжит наглая зеленая муха, ворвавшаяся в шатер сквозь щелочку в приоткрывшемся от порыва ветра пологе.
Выдержав долгую, многим показавшуюся невыносимо мучительной паузу, повелитель тюрков вытянул правую руку:
– Что ты предлагаешь?
– Нет смысла вступать в бой, когда нет уверенности в своей победе. Мы покажем жужаням свою силу, и этого вполне достаточно. Я думаю, что тебе надо попросить руки ханской дочери, – блеснули хитрым огнем глаза старого лиса.
– Он мне откажет, – Бумын непонимающе пожал плечами.
По губам Тёлке пробежала коварная улыбочка:
– Зато он будет взбешен и почувствует нашу силу, подумает о том, что раз ты осмелился сделать ему такое предложение, то чувствуешь за собой непреодолимую силу и нисколько не боишься его гнева.
– Ты прав, наш мудрый и хитрый Тёлкэ! – удовлетворение медленно разливалось по закаменевшему лицу вождя и размягчило его.
Это был бы очень хитрый и дальновидный шаг.
– Мы так и поступим…
Стремясь вызвать конфликт с жужанями и одновременно не желая оказаться в роли обидчика, делая вид, что согласился на уговоры своих советников, Бумын пошел на явную провокацию.
Как и предлагал старый полководец, он направил к хану Анахуаню послов с просьбой дать ему в жены ханскую дочь. По степным обычаям, это сразу бы поставило его на равную ногу с ханом, на что тот никогда бы не смог согласиться, не теряя своего авторитета.
С трудом хан жужаней дослушал послов, и его до белого каления довело дерзкое предложение предводителя тюрков.
– Каков наглец! – вскочил Анахуань с трона, когда невозмутимые послы откланялись и покинули его покои.
Как разъяренный тигр, метался хан жужаней по шатру, круша все на своем пути. Первым его желанием было немедленно отрубить головы ухмыляющимся послам. Но потом он взял себя в руки. Задумался…
Если тут же на месте убить наглых тюрков, то кто тогда отвезет его ответ? Направлять к Бумыну своих людей, чтобы и их в ответ убили?
– Пиши! Пиши! – шипя от злости и брызгая во все стороны ядовитой слюной, приказал Анахуань писцу. – Ты – мой плавильщик! Как же ты осмелился сделать мне бесстыдное предложение?..
Избитые и ободранные послы тюрков привезли с собой ответ хана. Отказ поставил Бумына в положение обиженного.
Обида развязала