превратилось в спокойную приязнь, граничащую с равнодушием.
Марсику эти перемены были до лампочки, а вот Владимир Семенович глубоко страдал. Исчезала иллюзия того, что отчий дом и все его обитатели живут в прекрасном облаке общей взаимной любви и центром этой любви является именно Марсик.
Вообще следует рассмотреть роль и значение домашних животных (и не только собак) в сплочении семьи. Но об этом – потом. Сейчас же несколько соображений общего порядка, касающихся главного предмета повествования, а именно – задуманной книги.
Сохранилось две обтрепанные страницы с блеклым машинописным текстом – эссе о пишущей машинке, на которой этот текст и был напечатан. Он тоже, как и другие заметки, терпеливо дожидался своей очереди быть включенным в книгу.
Вот это эссе.
«А где же старинная машинка американской фирмы «Ремингтон» – та самая, что прекрасно сослужила свою службу – ведь именно на ней в свое время я печатал научные статьи, составившие мою первую и самую удачную книгу, которая – и так далее, и тому подобное…?
Пишущая машинка скромно доживала свой век на книжном шкафу, заботливо укутанная во фланелевую пеленку, и (забегая вперед, можно сказать) уже никто и никогда не пользовался ей по назначению.
Фу, какая глупость! Что значит по назначению? Как же еще можно пользоваться пишущей машинкой, кроме, как по назначению? Орехи колоть, что ли! Хотя…. Забегая же назад, можно сказать, что упомянутая пишущая машинка (предмет довольно-таки весомый, она бы легко и с кокосом справилась) жила двойной жизнью.
Первая ее жизнь была у всех на виду. Я печатал на ней свои научные статьи, а так же делал первые попытки сочинения художественных произведений, которые впоследствии выродились в вожделенный роман. Стихи свои, правда, я писал только от руки, а уж потом перепечатывал на машинке. Справедливости ради стоит сказать, что и прозаический текст я писал от руки на разных клочках бумаги, а уж потом…
И даже когда в доме появился компьютер, пишущая машинка фирмы «Ремингтон» не только не уступила ему свои позиции, а напротив – даже укрепила их. Хотя пишущая машинка и переехала с письменного стола на подоконник, а ее законное место заняли компьютерный монитор и клавиатура с мышкой, каждый раз, принимаясь за очередное сочинение, я возвращал машинку на старое место. А компьютером пользовался только лишь для деловой переписки.
И так продолжалось некоторое время, и уже было готово чуть ли ни в традицию превратиться.
Я нежно шептал:
– Я тебе никогда не изменю с этой бездушной электроникой!
И после сеанса творчества в очередной раз отправлял пишущую машинку на подоконник, за тюлевую занавеску.
И вот однажды машинка осталась на теперь уже привычном месте на подоконнике, а продолжение текста будущего романа буква за буквой, строчка за строчкой и даже страница за страницей появились на экране монитора,