учиться. Говорит, что не хочет возвращаться. Меня иногда спрашивают – может, вернуться? Я говорю: Пока нет. Беру такой грех на душу… Есть надежда на новые времена, но когда они настанут? Наш, по-моему, без крови не уйдет.
– А мы с вами – живем здесь!
– Мы-то – да, а вот молодые… Они же молодые совсем… Я, кстати, спросила вашего Яковлева (основатель «Коммерсанта». – И. С.), когда мы с ним встретились в Израиле: «Ну как вы тут живете, здесь же всё так провинциально! Я сама живу в провинциальной стране, но вы-то всё же из Москвы! Ну в крайнем случае, жили б в Берлине…» Он мне говорит: «Светлана, да здесь все, кто был со мной в Москве! Все тут! И еще больше приедет!»
– Журналистика и писательство – это кошка с собакой или болонка с бульдогом? Пропасть между ними есть?
– Смотря какая журналистика. Если она высокого класса, то сходится с литературой. Скажите, Игорь, а у вас нет четкого плана, по которому вы работаете? – вдруг спрашивает меня нобелиатка.
Я чего-то начинаю ей рассказывать про свои книжки, но быстро спохватываюсь:
– Мне лестно, что вы расспрашиваете меня про мое «творчество», но я б лучше расспросил вас про ваше.
– Я же слушатель в основном. И я в четвертом поколении учитель.
– А вот я б не смог! Это же требует железных нервов.
– Ну и некий повтор идет. Повтор самого себя.
– И ты привязан жестко ко времени и к месту.
– И еще же там суеверия, которые ты должен впихнуть в этих несчастных детей…
– Вы работали в газете – это что, как Ванька Жуков, который долго чистил селедку, прежде чем хозяин сказал: ты прошел уже школу послушания, теперь буду тебя учить ремеслу. Вот вы служили в газете – а потом вот стали писать книги.
– Нет. Мне легко было работать в журналистике. Мне нравились поездки! Это ж, в принципе, роскошная работа! Сегодня хочешь – говоришь с известным писателем, а завтра еще с кем-то известным, – летчиком например.
– Может, завтра мне достанется летчик, а сегодня вот как раз известный писатель.
– Это шикарная работа, в газетах, в журналах. Удовольствий много!
– Мне нравилось, что не надо было тупо ходить на работу каждый день.
– Да, свобода!
– Потом еще пьянство мне нравилось в газете. Впрочем, вы-то не пьете.
– Я не пью. И не курю. А эти мужчины пьяные, с которыми приходилось ездить…
– Вы как святая.
– Да уж где там! Но мне было неуютно в журнале. Я не могла вот полностью выложиться там. То, что мне было интересно, – то журналистике нашей не нужно было. Сейчас хоть сайты всякие есть, пиши, что хочешь. А тогда журналистика просто в кандалах была закована, в наручниках!
– А вам говорили: «Ты солдат партии!»?
– Конечно! Но у меня мозги были иначе устроены. Меня раздражало, когда меня начинали учить жить. Вроде и редактора ко мне хорошо относились… И вот они ко мне со всей душой – и вдруг наталкиваются на что-то совершенно непонятное…
– А