время сделали для АНБ, но в силу возраста уже не могли справляться с лавиной низвергающейся на них информации. Однако не использовать уникальный опыт и накопленные обширные знания, выпроводив ветеранов на пенсию, Миллз считал непозволительной роскошью. И хотя «старики» время от времени засыпали на совещаниях, иногда они выдавали такие идеи, что мгновенно и многократно окупали все затраченные вложения. Немаловажным фактором Директор считал и социальную функцию: пусть все видят, что в «конторе» не забывают о былых заслугах.
В большинстве случаев бывших высокопоставленных сотрудников АНБ ждало совсем другое будущее. Не секрет, что хотя рядовые служащие получали в Агентстве гораздо больше, чем их коллеги в коммерческих фирмах, про руководство такого сказать было нельзя. Наоборот, их должностные оклады были существенно ниже по сравнению с топ-менеджерами крупных корпораций. Поэтому начальники среднего и высшего звена, проработав в АНБ десять-пятнадцать лет и заслужив солидную репутацию, уходили обычно в связанные с государственными заказами коммерческие компании. Там «бывших» принимали с распростертыми объятиями: уж кому, как не им, лучше других известны потребности Агентства. Да и «продавить» интересы фирмы через своих старых сослуживцев им тоже было гораздо проще.
Впрочем, лоббирование это было достаточно невинным: Миллз самолично внимательно следил, чтобы его организацию невозможно было обвинить в каких-либо злоупотреблениях. Он принял АНБ в период упадка, когда само существование учреждения вызывало у многих большие сомнения, так что любой коррупционный скандал легко мог стать последним. Ну а позже, когда Агентство вновь оказалось на коне, тем более стало не до финансовых махинаций. Да, дружба – дружбой, старые связи – это замечательно, но эффективность и интересы дела – прежде всего. Ведь АНБ находилось теперь на острие самой тяжелой и жестокой войны, когда на карту поставлены не просто интересы различных партий или народов, но и само существование человечества.
И Агентство, действительно, было не узнать. Оно уже не пребывало, как еще совсем недавно, в летаргическом сне застоя, но и не гудело растревоженным ульем, как когда-то в дни массированных террористических атак. Оно работало. Не надрываясь, поскольку никто не знал, сколько продлится эта гонка, а на финише всегда должен оставаться запас сил для последнего рывка. Но и не расслабляясь, не отвлекаясь на мелочи, неторопливо и мощно, как гигантский асфальтоукладчик.
А вот в Молодой гвардии «служили» напористые, амбициозные и где-то даже немного наглые ребята около тридцати. Они были преисполнены карьерных устремлений и самозабвенно «рыли землю», пытаясь всемерно приблизить тот светлый день, когда удастся, наконец, занять должности, оставленные в свое время стариками.
В общем, Эдвин Хоггард занимал особое место в этом кипящем сплаве силы и мудрости, замешанном многоопытным Миллзом. В каком-то смысле можно сказать, что он представлял