отвечает Калеб. – Его голос.
У меня иссякла фантазия, куда бы пойти. В банк, на почту, купить мороженое для Натаниэля. В местный парк, в зоомагазин. Покинув церковь, мы бродим от здания к зданию, бегаем по делам, которые могут и подождать, – только чтобы домой не возвращаться.
– Давай навестим Патрика, – предлагаю я, в последнюю минуту сворачивая на стоянку перед полицейским участком в Биддефорде. Патрик разозлится на меня за это – за то, что вмешиваюсь в расследование, – но, как бы там ни было, он поймет. На заднем сиденье машины Натаниэль резко заваливается на бок, давая понять, что он думает об этой идее.
– Пять минут, – обещаю я.
Американский флаг хрустит на холодном ветру, когда мы идем к входным дверям. «Правосудие для всех». Мы не доходим всего метра три, как дверь открывается. Первым, прикрывая ладонью глаза от солнца, выходит Патрик. За его спиной маячат Моника Лафлам и Калеб.
Натаниэль втягивает носом воздух и вырывается от меня. В ту же секунду Калеб видит сына и опускается на одно колено. Он крепко сжимает Натаниэля в объятиях. Натаниэль смотрит на меня с такой широкой улыбкой, что на одно ужасное мгновение я понимаю, что он думает, будто я все спланировала заранее – хотела преподнести ему удивительный сюрприз.
Мы с Патриком стоим поодаль, как будто ограничивая происходящее.
Он первым приходит в себя.
– Натаниэль, – негромко, но твердо говорит Патрик и хочет увести моего сына.
Как бы не так! Натаниэль изо всех сил цепляется за шею Калеба, пытается спрятаться у него под пальто.
Я встречаюсь с мужем взглядом поверх головы нашего сына. Он встает, продолжая обнимать Натаниэля.
Я заставляю себя отвернуться. Вспомнить сотни детей, которых встречала, – в синяках, грязных, голодающих, на которых никто не обращает внимания, – которые кричат, когда их забирают из семьи, и умоляют оставить с избивающей матерью или отцом.
– Дружище, – тихо произносит Калеб, заставляя Натаниэля посмотреть на него. – Ты знаешь, больше всего я хотел бы быть с тобой. Но… у меня дела.
Натаниэль качает головой, его личико съеживается.
– Я приеду, как только выдастся минутка.
Калеб подходит ко мне с Натаниэлем на руках, отдирает его от себя и передает в мои объятия. Натаниэль плачет так горько, что его буквально душат молчаливые рыдания. Его тельце сотрясается под моей ладонью, как очнувшийся от спячки ящер.
Калеб делает шаг к грузовику, и Натаниэль поднимает голову. Его глаза напоминают черные щелочки. Он поднимает кулак и бьет меня по плечу. Потом еще раз и еще – я вызвала приступ гнева.
– Натаниэль! – резко одергивает его Патрик.
Но мне не больно. Физическая боль ничто в сравнении с болью душевной.
– Регрессия – ожидаемое явление, – шепотом комментирует доктор Робишо, когда мы вместе наблюдаем, как Натаниэль апатично лежит на животе на ковре в игровой комнате. – Его семья распадется; по его мнению – он всему виной.
– Он бросился к отцу, – говорю я. – Вы бы только видели…
– Нина,