удастся поесть горячего хотя бы еще один раз, то это уже будет везением.
– Развлечение, – отвечаю я ей. – Впереди поселок. Я считаю, нам следует заглянуть туда. Что думаешь?
– А как бы ты поступила, если бы меня здесь не было?
– Пожалуй, обошла бы стороной.
– Почему же нам так не сделать?
– Потому что там, возможно, есть лекарства.
– Ты думаешь, я скоро умру?
Я качаю головой, позволяя слезам смешиваться со струйками дождя.
– Я хочу выйти замуж, иметь семью, – говорит Лиза. – Это будет в моем списке.
– Забудь об этом, – говорю я Дженни.
Голос у моей сестры как у писклявой мышки, но только тогда, когда ей нужно убедить меня сделать то, чего хочет она.
– Но он правда очень мил. Тебе он понравится. Ну, или, может, ты встретишься с ним разок-другой.
Я представляю, как она поднимает брови, склоняя меня к случайному сексу. Нашей матери это понравилось бы.
– Очень мил, – говорю я.
– И невероятно симпатичный.
– Мне нужно сегодня вечером мыть голову.
– Я уже рассказала ему о тебе. Ты должна прийти.
– Значит, скажешь ему, что я не приду.
Ее болтовня прерывается недолгой паузой.
– Ты меня убиваешь. Я не могу. Это было бы грубо. Ты должна прийти.
– Я не приду, – говорю я и кладу трубку.
Моя мать укоряет меня, искусно пробуждая во мне чувство вины всеми возможными способами.
– …два года, – ворчит она, – такое ощущение, что прошло целых два года. Ты всегда была самым упрямым ребенком. Не то что твоя сестра. Она, по крайней мере, нашла возможность зайти еще две недели назад. На три часа. Не то что ты.
Весь мой выбор состоит из двух вариантов: или посетить вечеринку у сестры, или надеть матери на голову полиэтиленовый пакет, чтобы она прекратила бурчать. Я выбираю из двух зол то, которое не приведет к уголовной ответственности.
Глава 3
Деревня открывается за холмом, как Афродита, выходящая из пенных волн. Она приближается к нам сквозь нескончаемый моросящий дождь. Неизвестно, дружеские у нее намерения или, наоборот, враждебные, но полагаю, что она могла бы сказать о нас то же самое. Теперь в этом мире все являет собой жирный вопросительный знак. Все утратило свою прежнюю ценность, кроме смерти.
Мы проходим под красно-коричневой кирпичной аркой. Все строения в поселке того же цвета: кирпичные дома с невысокими крылечками и неаккуратной кровлей, несколько магазинов с запыленными товарами за грязными стеклами окон, церковь с закрытыми ставнями и высокими деревянными дверьми, запертыми на засов.
Кругом тишина и покой, которые, впрочем, не сулят ничего хорошего.
Мы останавливаемся, поворачиваемся, осматриваем пустынную улицу. Никакого движения. Не шелохнутся даже кружевные занавески на окнах.
– Здесь никого нет. – Лиза складывает ладони рупором: – Эй!
– Не надо.
Ее руки опускаются.
– Я