Эль-Шаддай, которого никто из людей не видел в лицо, в твои руки вверяем мы себя. Подчиняясь твоему желанию, мы оставляем наш древний дом ради долин и городов. Защити нас. Защити нас от опасностей, которых мы не в силах предвидеть.
Обратив взоры к небу, ибри молились своему богу, и каждый мужчина, каждая женщина вручили свою судьбу божеству, властвовавшему над пустыней. И наконец, поздним вечером в мерцающем свете факелов они стали снимать свои шатры.
Пока они трудились, Цадок Праведный в одиночестве удалился в пустыню, поскольку только он один мог оценить, какой невероятно трудный шаг предстоит предпринять его детям. Ему никогда не доводилось бывать в пределах города – ни разу за все шестьдесят четыре года жизни. Он осаждал и брал штурмом некоторые из них, посылал своих сыновей торговать в их стенах, и, конечно же, его маленькая девочка-рабыня была родом из северного хананейского города, и она с удовольствием описывала его, когда они возлежали рядом. Но сам он толком так и не мог понять, что же представляет собой город, кроме того, что в нем толпится столько народу, что Эль-Шаддаю нет места на его узких улочках. В городах процветали другие боги, но только не Эль-Шаддай. Тем не менее старику было ясно: в жизни его народа настал момент, когда они могут попробовать обосноваться в городах, какими бы странными и зловещими они ни казались. Сам Эль-Шаддай приказал им двинуться в путь, и глаза его старших сыновей горели ожиданием, когда они слушали Эфера и Ибшу, побывавших в городах, но Цадок смотрел в пустыню.
Далеко, до самого горизонта, простиралось звездное небо, а причудливые очертания скал, казалось, были вылеплены руками Эль-Шаддая. Какой сладкой была вода, когда они находили ее, как жгучи были укусы скорпионов на полуденном солнце! Пустыня испытывала человека, она бросала ему жестокий вызов – попробуй одолеть меня, и посмотрим, хватит ли у тебя мужества. Бескрайние пределы пустыни побуждали человека задаваться вечными вопросами – не о завтрашней пище, не о ребенке, которому предстоит появиться на будущей неделе, не о грядущей битве. Вопросы эти были гораздо глубже и серьезнее. Почему в этой бесконечности пустыни столь крохотная искорка жизни, именуемая человеком, перемещается от одного неизвестного места к другому, находя по пути и воду и пищу? Какое божественное содействие ведет его, как оно ему помогает? И более того, как человек может понимать божественную волю и как он живет в согласии с ней?
Старик брел по пескам, пока наконец не оглянулся и не окинул взглядом весь свой лагерь – мерцающие огни и пастухов, что стерегли скот. Он припомнил ту давнюю ночь, когда его люди заблудились далеко к востоку от Дамаска, оказавшись в самой страшной пустыне, которую им доводилось пересекать. Все были на грани гибели, но его отец Зебул сказал: «Мы будем идти вперед по ночам, когда стоит прохлада». Измотанные ибри запротестовали: «Мы не можем больше двигаться», но он сорвал шатры, и им пришлось идти вплоть до следующего рассвета, который не принес ничего нового. Весь день они лежали, умирая от жажды, а к вечеру Зебул снова поднял их: «Мы будем идти по ночам, когда