Пауз он не делал.
Для Алекса подобные развлечения были загадкой – с какой стороны ни посмотри. Он не видел в гонке за количеством никакого смысла. Еще он подозревал, что рано или поздно Рико нарвется: его уже однажды пытался отметелить брат очередной жертвы, миловидной простушки из пригорода. Кажется, Федерико откупился от разгневанного пролетария бутылкой дорогого алкоголя, так что в тот раз обошлось. Но кто знает, чьей родственницей окажется следующий «отработанный материал»? Кстати, Алекс в принципе не понимал, что в Федерико находят женщины. Английский у приятеля-женолюба был средненький, гитара не строила, а детей он считал побочным продуктом секса. Нежелательным продуктом. К тому же, был он вовсе не Федерико, а Федор. Федька Кильдяев. Простонародное имя его раздражало, придуманная замена, по его мнению, звучала куда изящнее. Каждой новой девице плел байки о папе-итальянце, его командировке в морозную Руссию и скоропостижной любви с мамой, сногсшибательной красавицей-москвичкой. «Понимаешь, бамбина, он был из очень знатной семьи, родители не дали разрешения на брак с русской, и он покончил с собой, но перед смертью написал маме, что если будет мальчик – пусть назовут Федерико». Девицы делали вид, что верили. Или верили на самом деле – во внешности Федерико-Федьки и правда было что-то средиземноморское. Высокий, смуглый, худой. Даже тощий. И весь какой-то вихлястый, будто сплетенный из веревок. Лицо с крупным ртом – настолько подвижное, что первые мимические морщины появились на нем лет в восемнадцать. Волосы густые и длинные, то совсем прямые, то с крупными завитками на концах. Алекс подозревал, что Федька крутит локоны с помощью щипцов, тайком стянутых у матери – уроженки Моршанска, не уродины, но никак не красавицы. Впрочем, Федькиного папу, чиновника республиканского масштаба, кажется, все устраивало.
Кильдяевых Алекс – тогда просто Сашка – знал еще со школы, часто бывал у них дома. Федькина мать угощала пирогами – огромными, величиной с мужскую ладонь, «как в Моршанске» – говорила она. Федькиного отца Саша видел редко, но хорошо запомнил первую встречу. Худощавый, жесткий на вид человек с таким же, как у сына, размашисто прорезанным ртом, вошел в квартиру, когда они с Федькой уже наелись супа и пирогов и собирались гулять. «Здравствуй, Федор, – сказал старший Кильдяев, – куда это ты? А уроки сделал? Да? Ну, ладно, иди, только, чтоб в восемь дома, как штык». Он потянулся рукой к сыну, и Федька вдруг странным, каким-то зверушечьим движением вывернулся из-под отцовской руки. Быстро открыл входную дверь, – «Саш, пойдем скорее!» – и с топотом побежал по лестнице вниз. Саша рванул следом, успев услышать: «А друга, значит, Сашей зовут?». Да, Федька с детства уверенно называл их отношения дружбой, но Алекс предпочитал сдержанное «приятели». Хотя и бежал куда угодно по первому Федькиному зову. Они поступили в один вуз: Федька – на блатную «Мировую экономику», Саша – на инженерный. По-прежнему проводили много времени вместе, и как раз в те