подходит к окопам. Думаеть, у нас никого нет. Покинули. Идет себе беспечно. Подпустили они, потом ураз… Как вдарят… Он видит: не вышло, подался назад… После этого на другой день в 4-й дивизии вышел бунт. Командира и трех офицеров убили…
– А то было около Тарнополя. Мы как раз в лезерф отошли на отдых. Только остановились, стали обед готовить… Вдруг приказ: назад, опять в окопы. Который батальон нас сменил (он называет, но я не помню) бросил окопы, ушли…
– Кто же? Солдаты, что ли?
– Постойте… Кто тут разберет?.. Пообедать не успели, – айда скорее. Приехали на станцию Лезерфную, оттуда дошли до деревушки… Как она… вот забыл. Осталось совсем немного. Тут надо было, это и мы понимаем, – скомандовать: вперед, у цепь! А он вдруг и командуеть: спасайся кто как может… Обошли! Ну, тут уж, когда начальник сказал спасайся кто как может, – все и кинулись…
– Нет уж, – опять с враждебным холодком в голосе говорит он. – Что тут солдат виноватить… Не у солдатах тут причина… Не-ет! Солдат защищает, жизнь отдает…
При мне в Лондоне оратор армии спасения говорил, что он верит в существование дьявола. Больше: он знает, что дьявол есть, как знает, что есть волк и лисица45.
И этот солдат с усталыми, печальными и несколько враждебными глазами знает тоже своего дьявола, как лисицу или волка. Он верит, он убежден в измене. Его дьявол – говорил «принародно» при прежнем строе, что солдаты, идущие на смерть, – навоз… Можно ли поверить, что теперь после революции этого дьявола уже нет. Он тут же. И это именно он изменяет отечеству. С одной стороны, он оттягивает мир, заставляет воевать вдали от семьи и детей, с тем чтобы темными ночами разводить огни на возвышенном месте. И когда немец начинает крыть наших ядрами, то для солдата ясна связь между гулом немецких пушек оттуда, с вражеских позиций, и непонятными словами и действиями командиров, от которых зависит жизнь этой темной, усталой, ожесточенной толпы.
Я прощаюсь. С меня довольно. Я иду по аллеям сада, он остается в будке. И когда я, обогнув аллею, иду параллельно и кидаю взгляд по направлению к будке, то сквозь загустевшую пелену мокрого снега, между сырых темных стволов вижу в темном квадрате двери серую фигуру и доброе, печальное, озлобленное лицо. По-видимому, он следит взглядом за моей непонятной ему фигурой и думает: «Вот подходил… Кто и зачем… В пальто и шляпе… Расспрашивал. Что ему надо?..»
И быть может, моя фигура уже занимает свое место в этом фантастическом сплетении: война… непонятные приказы… ночные огни над головами на возвышенном месте и отзывающиеся на них глухие удары неприятельских пушек в ночной темноте…
И те первые минуты, когда мы вместе вспоминали русского доктора и Тульчу, заволакивает, заволакивает слякотно-мокрый, холодный снег…
Нет у нас общего отечества! Вот проклятие нашего прошлого, из которого демон большевизма так легко плетет свои сети…46
13 ноября
Трагедия России идет своей дорогой. Куда?.. Большевики победили и в Москве, и в Петрограде.