тобой силу Мою и чтобы проповедано было имя Мое по всей земле. Итак, кого хочет милует, а кого хочет ожесточает. Ты скажешь Мне: за что же ещё обвиняет? Ибо кто противустанет воле Его? А ты кто, человек, что споришь с Богом? Изделие скажет ли сделавшему его: зачем ты меня так сделал?»
Голос его падал, сникал, Томас Бирд продолжал негромко, задумчиво, точно сам поражался той истине, которую им открывал, медленно обводя пристальным взглядом притихших учеников:
– В «Послании к римлянам» апостол Павел так рассуждает о бесконечной власти Бога над каждым из нас: «Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из той же смеси сделать один сосуд для почетного употребления, а другой для низкого?» Так и Предвечная Воля, подобно горшечнику, имеет власть над людьми: одних превращает Она в сосуды честные, предназначенные для почестей, а других превращает в сосуды низкие, предназначенные для посрамления. Над кем хочет Предвечный Горшечник, над тем Он и смилуется, а кого хочет, того и погубит!
Оливер застывал, он превращался в слух, он весь становился вниманием. Он слышал почти то же самое, что воскресными вечерами говорил справедливый, добрый отец, он слышал те же слова и те же тексты апостолов, но те же слова звучали иначе, те же тексты апостолов наполнял новый смысл. Он ощущал, будто сама истина со всей очевидностью открывалась ему. Да, это так, несокрушима и всеобъемлюща власть Господа над людьми, предвечна сила Его, милость и наказание неотразимы. Воображение мальчика рисовало горшечника в его мастерской, которую он видел не раз, когда сворачивал направо от дома и пробирался узенькой тропкой вдоль огородов, он видел его влажные красноватые руки и такую же влажную сочную красноватую глину, ровно бегущий круг, который приводила в движение его босая нога, и возникший из бесформенной массы горшок. И он был горшком, и в сознании этого сходства не было ничего унизительного, напротив, жаркая гордость наполняла его: ведь этот горшок вылепил Бог! Но тут же гордость сменялось горьким отчаяньем: для чего, для какого употребления вылеплен он, Оливер Кромвель, для посрамления или для почестей? Ведь знать эту тайну не дано никому, ведь изделие не может спросить Предвечную Волю, на что Она вылепила его, Что должно над ним совершиться, то совершится, всенепременно, неотразимо, бесспорно, однако же что?!
Его вопросы были безмолвны, но они каким-то образом были известны учителю, может быть, потому, что те же вопросы о том, что должно совершиться над ним, так же ярко горели и так же нестерпимо жгли беспокойную душу учителя, Томас Бирд рассудительно отвечал как о чем-то само собой разумеющемся, что милость Господня безмерна, что Господь все-таки не оставляет свое создание в полном неведении, Он делает намек, дает знак, да поймет Его понимающий, Каждый истинно верующий этот знак усмотреть может в том, как ведутся его земные дела, преуспевает ли он, идут ли дела хорошо, крепка ли крыша над его головой, обилен ли его стол, полны ли его закрома, звенят ли золотые монеты в его кошельке, или всё валится из его