самые заносчивые, самые вызывающие места, и возмущенные прихожане, расходясь по домам, сами находили все те негодующие слова, которые не имел возможности произнести вслух проповедник, а проповедник всего лишь подливал масла в огонь, приводя подходящее место из Библии:
– Ибо сказано: «Но когда он сядет на престоле царства своего, должен списать для себя список закона, и пусть он читает его во все дни жизни своей и старается исполнять все слова закона сего, чтобы не надмевалось сердце его пред братьями его и чтобы не уклонялся он от закона ни направо, ни налево, дабы долгие дни пробыл на царстве своем»!
Король Яков, разогнав несговорчивых представителей нации, защищавших интересы тех, кто производил богатство страны, пустился во все тяжкие налагать незаконные штрафы, вводить новые пошлины, торговать должностями и титулами, что многих его подданных приводило в негодование, но Томас Бирд не нападал на штрафы, на пошлины, на продажу титулов и должностей, он раскрывал Библию и гремел:
– Ибо сказано: «Мерзость для царей – дело беззаконное, потому что правдою утверждается престол»!
Королевские пожалования, на которые уходили все эти штрафы и пошлины, развращали придворных. Придворные перенимали испанские и французские моды, испанские и французские нравы, испанские и французские танцы, без конца веселились на балах и маскарадах, развлекались фейерверками и охотами, изощрялись в интригах, сгорая от жажды попасть в фавориты, которых король ублажал баснословными суммами, опять-таки полученными от штрафов и пошлин, и Томас Бирд раскрывал верную Библию и сокрушался:
– «Как сделалась блудницей верная столица, исполненная правосудия! Правда обитала в ней, а теперь – убийцы. Серебро твое стало изгарью, вино твое испорчено водой, князья твои законопреступники и сообщники воров, все они любят подарки и гоняются за мздой, не защищают сироты, и дело вдовы не доходит до них»!
Но по мере того, как наступление короля Якова на права и кошельки своих подданных умножалось и ширилось, а бесчинства властей переходили предел не только справедливости, к чему довольно быстро вырабатывалась спасительная привычка, но и пределы разумного, чего подданные ни понять, ни простить не могли, рассерженным прихожанам становилось мало прозрачных намеков, они жаждали прямых обличений, чтобы в обличениях отвести свои скорбящие души, полные гнева и желания мести. С церковной кафедры прямые обличения были слишком опасны и – грозили неосторожному проповеднику тюрьмой, плетьми, лишением ушей и клеймом. Тогда прихожане приладились собираться в небольшие кружки и приглашать в свои дома проповедников со стороны, взявших обыкновение бродить по стране с молитвой, с истинной верой, с новостями из Лондона и уже с откровенно крамольными обличениями церкви и короля.
Все-таки самым любимым проповедником в Гентингтоне был Томас Бирд. Непреклонная преданность истинной вере, честность и ум, образованность