Несколько представителей нации, резко выступавших против него во время дебатов, попали в тюрьму. Было вспыхнувшие надежды горожан Гентингтона сменились унынием. Томас Бирд, точно был не проповедником, а купцом, доказывал своим внимательным слушателям, указывая на всем известные живые примеры соседей из ближней и дальней округи, что ещё несколько лет такого правления, все они разорятся, превратятся в нищих бродяг.
Немного сведений вынес Оливер Кромвель из школы, зато он твердо усвоил главнейшие положения истинной веры и главнейшие положения общественной жизни, как понимали их пуритане. Никогда в жизни он не поколебался в том убеждении, что всеблагой и всемогущий Господь управляет всем миром, управляет народами, управляет войсками, управляет лично им, Оливером Кромвелем, какое бы решение ни приходилось ему принимать, он прежде пытался проникнуть веление Господа, и что бы он ни совершил, он искал знамения свыше, верно ли он уразумел волю Того, Кто ещё до рождения определил его земной путь и расчертил всю его жизнь, не сомневаясь, что будет жестоко наказан за каждую ошибку, за каждое отступление от того, что предначертано ему совершить. Никогда во всю свою жизнь он не поколебался и в том, что правитель обязан и предназначен свыше на то, чтобы управлять в интересах народа и в полном согласии с ним, а если правитель нарушает эту святую обязанность и отступает от предназначения свыше, он должен быть осужден, как постоянно в своих неторопливых беседах осуждают короля Якова его отец и учитель. И тем более он не имел причин поколебаться в том убеждении, что все придворные кавалеры не более, чем паразиты и тунеядцы, бесполезно и нагло пожирающие плоды его рук, плоды рук горожан Гентингтона, плоды рук всей страны.
Кого-кого, а тунеядцев и паразитов он видел своими глазами с самого детства и с самого детства проникался презрением к ним. Его дядя сэр Оливер часто приглашал в Хинчинбрук младшего брата с семьей. С утра до вечера занятый коровами, овцами, пастбищами, покосами, выделкой сукон и продажей скота, Роберт Кромвель редко его посещал, но считал своим христианским долгом посещать старшего брата по большим праздникам и непременно на Пасху и Рождество. Он приезжал в своем простом суконном камзоле и привозил подраставших детей. Вместо богослужений и чтения Библии в эти дни, священные для каждого верующего, в Хинчинбруке устраивали рыцарские турниры и фейерверки, роскошные пиры и охоты. Серебряные блюда и серебряные кубки загромождали праздничные столы, не переводились французские вина, наряды из шелка и бархата менялись по три, по четыре раза на дню, игрища одно другого бесстыднее сменяли друг друга. Сэр Оливер не переставал улыбаться и осушать кубки с вином под шутливые тосты, произносимые им самим или кем-нибудь из пьяных гостей. Он всё толстел и становился похож на бочонок. Его жирное лицо лоснилось от пота, дряблые щеки тряслись, слова его были отрывисты, пусты, не запоминались ничем. Будущие наследники Хинчинбрука часто потешались над бедным