Прошло недолгое время, а я мало что помню от доктора, кроме его речей. Я не помню в деталях ни того, как выглядел он, ни во что он был одет, не помню движений его рук; теперь я не поручусь, что узнаю его, столкнувшись с ним в большой толпе народа, он безлик для меня. Я помню лишь его колючие холодно-синие глаза, глубоко посаженные на совершенно лишённом волос лице, да тонкий островатый нос. Но ведь этого мало! Я не смогу описать его сейчас в подробностях, как бы мне ни хотелось; вот, о Хлое я исписал уже не одну страницу, а доктор… О, доктор это закрытый наглухо сундук, ключ от которого таится где-то в ином мире. Игла в яйце, яйцо в утке, утка… Ах, что же, утка ещё где-нибудь. Всё как в сказке.
Теперь я один, и еду в «Вечную Радость», я чувствую всей душой отчего-то, что не вернусь оттуда прежним.
Да, я подписал все бумаги, нужные мне для начала работы, взял творческий отпуск, в кармане моём шелестят ассигнации от издательства, у меня хорошее перо и полная чернил бутылочка на всякий случай. Всё хорошо, а будет ещё лучше, ибо эта работа обещает сделать меня известным и богатым человеком, но я всё хожу и хожу по палубе, точно неприкаянный, и думаю о разных людях – о Хлое, её отце, о докторе без лица…
Это всё неспроста, это всё тошнота и морская болезнь. Я выпью какого-нибудь порошка, суспензии, подумаю о маленькой Ольге, о её серых глазах, и всё будет нормально, я не собираюсь просто так ложиться да помирать.
Чтобы развлечься, я листаю рекламный проспект «Вечной Радости», подаренный доктором. Фотографии там красочные и цветные – весёлые люди в вечерних нарядах разгуливают по парку на фоне старинного трёхэтажного особняка, любуются на фонтан против ворот, занятые беседами о чём-то… Сплошной праздник, высокопоставленный приём! И лишь только седина и глубокие сетки морщин благородных дам и господ наводят на неприятные мысли о тлении. Ну, да ничего, самому мне там тлеть что ли? Я всего лишь приеду, побуду некоторое время, сделав то, что нужно, да буду таков, и даже глазом моргнуть не успею.
3
Итак, я здесь.
В моём распоряжении добрая комната во флигеле, пристроенном к самому особняку: на первый взгляд она кажется мне вполне себе тёплой и уютной со всеми необходимыми для спокойствия и работы вещами – столом, стулом, светильником. И даже керосиновая лампа тут есть: мои случайные соседки, – девицы из персонала, живущие здесь по контракту постоянно, – объяснили, что она может понадобиться, так как перебои с электричеством нередки, особенно зимой и в ненастье. Ну, впрочем, это такая ерунда, о которой и задумываться-то смешно.
И в самом деле, «Вечная Радость» оказалась дворянским поместьем со своей, ставшей уж древней, историей, и я узнал, что некогда, ещё в тёмные века, здесь был монастырь бенедиктинцев, от которого и остались фундамент и часть стен, на коих позже был возведён особняк. Первым владельцем поместья был некий полковник, служивший Карлу Шведскому, тому самому, что изрядно жалел над