почему, но морской воздух вовсе не так тяжёл, а часто нагоняемые ветром с самого моря туманы не способствуют для меня мрачности окружающих пейзажей, оттого я круглыми сутками только и занят тем, что изучаю все мало-мальски отдалённые и заброшенные уголки парка. Мне нравится это, ведь там редко кого можно встретить, разве что садовника, катящего тачку с углем или дёрном, ни на кого не смотрящего и ничего не замечающего перед собой, насвистывающего себе под нос всё одну и ту же заунывную мелодию.
Впрочем, несмотря на кажущееся одиночество, я постоянно ощущаю присутствие людей, это чувство витает в воздухе, есть на самом деле кто-то в пределах видимости, либо нет.
Несколько раз я видел Хлою, издалека, впрочем, высокую, стройную, точно берёзка, в своей обычной шляпе и чёрном платье. Она прогуливалась от фонтана к воротам и обратно, а затем исчезала так же внезапно, как и появлялась. Мне хотелось подойти к ней как бы невзначай, просто пройти мимо, обозначив своё присутствие и свой интерес, но едва я лишь начинал двигаться в её сторону из глубины парка, по большой дуге обходя все его бесконечные дорожки, как терял её из виду, словно бы её и не было там. Нет, это не было призраком, не было и наваждением, просто-напросто я был столь неаккуратен, что легко выдавал себя – она видела меня и уходила прочь. Да, надо признать, она просто не желала видеть меня! Что ж поделать, коли нет у меня диплома врача…
Видел я и прочих людей, видел, порой, во множестве – стариков, старух, юных и не очень девиц в белых передниках с заплетёнными в косички волосами.
Парк был важным местом, местом прогулок, местом встреч, приветствий, разговоров, местом хитрых и неловких взглядов… Я, сторонний человек, улыбался девушкам так мило, насколько мог, я смотрел с сочувствием на покрытых морщинами и пятнами лица отживших уже своё людей, которых родственники оставили здесь, чтобы их возили в колясках под двухсотлетними дубами. Трясущиеся руки, слезящиеся глаза, волосы белее снега, взгляды, осмысленные и не очень… Господи, за что? Впрочем, да, кто мы такие, чтобы понимать то, что постигнуть нельзя! Многие из них были счастливы, многие прожили насыщенную, полную мирских радостей жизнь, и теперь платят по счетам, всего лишь.
Столкнулся я как-то на аллее и с Капитаном, высоким усатым господином с густой седой шевелюрой, держащимся прямо и надменно – он бросил на меня странный, пронизанный болью и злобой взгляд, а потом медленно прошествовал мимо, нарочито громко стуча по камням своей резной тростью, то и дело озираясь. Выправка была хорошо заметна, а левая рука, вытянутая вдоль тела, будто придерживала саблю, оттого я и прозвал его Капитаном – не знаю почему, но мне сразу пришла именно эта мысль, словно бы я так долго её вынашивал и только и ждал момента, чтобы как-то выразить.
Я открыл записную книжку и тут же сразу, на коленях, записал свои сегодняшние наблюдения.
Быть может, я надеялся,