не укладывалась у меня в голове. До сих пор не уложилась.
Однажды майским утром накануне моего четырнадцатого дня рождения миссис Броудер поставила завтрак на поднос и велела:
– Отнесешь это Аделаиде в дальнюю палату. Жертва преступной любви. Ее отец не желает даже имени дочери слышать.
– Почему?
– Потому что. Ты ведь не дурочка? – И миссис Броудер многозначительно глянула на меня.
Я поднялась с подносом на третий этаж и с силой толкнула дверь – якобы чтобы не расплескать чай. На кровати лежала девушка лет восемнадцати и что-то писала. Живот у нее был преогромный. Я поставила поднос на столик у кровати.
– На что это ты уставилась? – осведомилась девушка.
– Ни на что.
– Вот именно, – сказала она, – ни на что. Да и не на что.
Она вытерла слезы, а мне хотелось спросить: как это «не на что»?
Тот день я провела при Аделаиде в качестве девочки на побегушках. Подай то, принеси это. Пеньюар у нее был весь из кружева, а платье из муарового шелка цвета сельдерея, на крючке висела нижняя юбка, и, когда Аделаида не видела, я всякий раз щупала мягчайшую нежную ткань.
– Шевелись с растопкой! – распоряжалась она.
Когда она отворачивалась, я показывала ей язык. Нехорошо, конечно, ей скоро рожать, а при родах она может умереть, как моя мама, но я ничего не могла с собой поделать. С чего это она так нос дерет? Не люблю таких.
Время Аделаиды пришло через несколько недель, поздним утром.
– Жди на лестнице внизу, – велела миссис Броудер. Все утро я таскала ведрами воду, ладони горели, а юбка была мокрая. От комнаты меня отделяли два лестничных пролета. Я не слышала Аделаидиных криков и радовалась этому, я не хотела, чтобы она умерла.
Ближе к вечеру миссис Броудер распорядилась отнести Аделаиде бульон и хлеб. Когда я вошла в палату с подносом, Аделаида лежала, прижав к себе крохотного младенца.
Глаза у девушки были закрыты, лицо белое-пребелое. Ребеночек пискнул. Никто из них пока не умер.
– Хочешь подержать? – спросила Аделаида. – Его зовут Винсент.
Она с улыбкой протянула новорожденного мне. Я взяла малыша на руки. Его синие глазки посмотрели на меня, и, хотя они напомнили мне сестричку Кэтлин, я улыбнулась:
– Какой милый!
– Не то что его папочка.
– А кто его папочка?
– Карась один, – отрезала Аделаида.
Я засмеялась.
– Это не смешно. Он воспользовался! Я не виновата! Но наказана буду я. Несу свой позор.
Держа на руках маленький «позор», я подумала, что недостойно так обзывать малыша Винсента, эту невинную крохотулю – ну точно капелька росы на капустном листе. Так говаривала мама.
– Прими мой совет, – сказала Аделаида, – никогда не позволяй мужчине оставаться в комнате наедине с тобой. Если он говорит, что любит тебя, назови его лжецом. Все они болтуны и негодяи.
– Грустно слышать.
– А