Сербская армия так блестяще сражалась, что это было бы для нее несчастьем»44. Прав оказался будущий премьер Великобритании – позиция сербского лидера так и осталась неизменной.
Когда 3 августа державы представили Пашичу новую, Бог весть какую по счету, ноту аналогичного содержания, с некоторыми, правда, нюансами, тот заявил русскому посланнику, что «Сербии остается бороться из последних сил не только с Австрией, но и с собственными союзниками за защиту родной земли и кровных интересов». Выразив свою благодарность России за то, что «она все сделала, что могла», сербский премьер был непоколебим в главном – «требовать от нас невозможного она не может». Когда же Г.Н. Трубецкой, по его собственным словам, «обратил внимание Пашича на опасность, добиваясь всего (а речь шла о нежелании держав дать какие-то гарантии в отношении Хорватии, их „молчании“ о словенских землях, а также о нейтрализации и того куцего участка побережья, который „выделялся“ Сербии. – А.ДГ.), ничего не получить, и на то, что сербам предстоит сделать выбор между Македонией и южным славянством», тот ответил: «Мы выбираем Македонию!»45.
В официальном ответе, понятно, он не мог пользоваться столь прямолинейным слогом. Выраженный в иной форме, сербский демарш, однако, мало что менял по сути – Сербия соглашалась с уступкой Македонии болгарам при условии «формального обещания союзных держав в том, что Хорватия с городом Риекой будут объединены с Сербией, что словенские земли будут освобождены и получат право на свободное самоопределение, что к Сербии будет присоединена западная часть Баната, совершенно необходимая для обороны столицы и долины Моравы[80]». Передача македонских земель предполагалась сразу же, «как только Сербия вступит во владение обещанными ей территориями, а равно теми, которые упомянуты выше»46.
Такое «согласие» не могло, естественно, удовлетворить союзников, желавших получить от сербов все и немедленно. Те же стояли на своем твердо, готовые скорее «с честью погибнуть, чем идти на самоубийство»47. Ситуация складывалась тупиковая, напоминавшая затишье перед бурей, и она не замедлила разразиться грозой – в октябре 1915 г., после начала третьего, теперь уже совместного австро-мадьяро-германского, вторжения в королевство, под командой немецкого генерал-фельдмаршала Августа фон Маккензена, Болгария вступила в войну на стороне Центральных держав и немедленно напала на Сербию.
Это было жестоким поражением союзной дипломатии, в чем в немалой степени повинен лично С.Д. Сазонов, с порога отметавший все предостережения сербов и князя Трубецкого в отношении болгар, которые уже с лета проводили неприкрытые военные приготовления. С какой целью – понимали все, кроме, увы, русского министра. В самой категорической форме запретив Пашичу какие-либо превентивные меры против Софии, Сазонов, по словам очевидца (чьи мемуары мы уже цитировали), был крайне удивлен, когда «Болгария не испугалась угрозы войны с Россией и сама напала на Сербию».
И,