Босния и Герцеговина. Хорватию предполагалось объявить независимой как от Австро-Венгрии, так и от Сербии.
Дальнейшие события показали, однако, что такой расклад не нашел поддержки не только в Нише, но и среди политиков из Хорватии, Далмации, Словении…
Начнем с позиции Сербии.
В Нише слухи о территориальных претензиях Италии вызвали резко негативную реакцию. По словам российского посланника в Сербии князя Г.Н. Трубецкого, регент Александр Карагеоргиевич в разговоре с ним «поделился серьезной заботой, которую внушают ему и сербскому правительству притязания Италии на часть далматинского побережья». Он возложил «все надежды на Россию», полагая, что она «не дозволит сделку, которая передала бы власть над значительным славянским населением из рук Австрии Италии и сделала бы неизбежной новую войну в ближайшем будущем»36. Но перед Россией, вернее перед глазами ее сановников, уже мерещились миражи Святой Софии, почему и надеяться на решительное противодействие Петрограда союзникам в адриатическом вопросе было довольно наивным. Неприятности для сербов на этом не заканчивались – союзники и в начавшемся году продолжали оказывать на Сербию давление, вынуждая ее пойти-таки на уступки Болгарии в Македонии. И мало того, давление это постоянно усиливалось, так как страны Антанты поставили целью во что бы то ни стало втянуть Софию в войну на своей стороне.
Сербия, таким образом, оказалась меж двух огней. С одной стороны, союзники требовали от нее передачи Македонии болгарам, причем с Вардарской долиной – этой единственной, как уже говорилось, удобной артерией, связывавшей королевство с морем. А с другой, – соглашаясь на большинство требований Италии, в отношении Ниша они ограничивались туманными обещаниями «обширных территорий и выхода на Адриатическое море»37. В такой ситуации позиция сербского руководства не могла не измениться – Пашич в беседе с Трубецким заявил, что «многие в Сербии предпочтут сохранить старое, чем приобрести новое»38. Югославянская программа, как видим, начинала «трещать».
Российский посланник с тревогой сообщал в Петроград об ужесточении позиции Ниша по отношению к возможным уступкам Болгарии, подчеркивая, что «теперь едва ли можно будет добиться от сербов таких уступок болгарам, как прежде, и что какое-либо слишком решительное представление держав имело бы, вероятно, результатом только смену кабинетов, но не согласие»39. И он был прав – в воздухе действительно запахло правительственным кризисом. 4 мая 1915 г. престолонаследник доверительно сообщил ему, что «Пашич высказал желание при таких условиях покинуть власть». Что касается самих условий, то королевич не стал скрывать их от своего собеседника. Заметив, что он вполне разделяет единодушное «чувство оскорбленного достоинства по поводу того, что союзники не считаются с сербами», Александр Карагеоргиевич заявил, что Сербия «не заслужила такого отношения своей лояльностью, ибо со всеми нейтральными (странами. – А.Ш.), которые