пускают из брансбойтов высоченные фонтаны, и за ними на водных лыжах стремительно несется Фрези Грант! И все же, если бы всего этого празднества, сопровождающегося сутолокой и пьяным угаром вовсе не было, атмосфера «Алых парусов» все равно сохранилась бы.
Андрей прекрасно помнил то щемящее чувство сказки, которое перехватывало его горло восторгом, когда после окончания восьмого класса он со школьными приятелями бродил по булыжной мостовой Петропавловской крепости сквозь романтическую атмосферу 19-го века. Как остро переживалось ожидание того, что сейчас небо опустится на землю, что еще мгновение – и воздух расцветет радужной пыльцой и прямо над крышами помчатся дымчатые праздничные экипажи, будут сновать забавные господа в сюртуках и цилиндрах и роскошные дамы в длинных юбках и чепцах, а вокруг разольется простенькая мелодия колокольчиков из музыкальной табакерки. Стоит только, находясь у основания Петропавловки, задрать голову и вглядеться в ее 80 метровый золоченый шпиль. То есть нечто подобное тому, чем развлекался летающий Друд из Гриновского «Блистающего мира».
Что еще сказать? Вроде бы город как город, такой же пустынный, как его темно-свинцовый антипод, но здания его казались вылепленными из густого тумана и держалось ощущение, что еще миг и они толи взлетят вверх, толи растворятся. Хоть Андрей не заметил ни одного явного движения в городе, его не отпускало чувство, что все здания живут, двигаются, но стоит только на нем зафиксировать внимание, как оно застывает, словно в детской игре «Море волнуется – раз». То же самое и со слухом: Андрею все время чудился многоголосый шепоток, смешки, шажки, вспархивания, но стоило прислушаться, как все пропадало. Словно беспокойный ребенок, посаженный делать уроки, который занимается чем угодно, но стоит войти родителям, он тут же начинает старательно выводить что-то в тетради, закусив язык от усердия. При этом, как мы уже упоминали, город казался отражением на зеркальной глади вод, и чудилось, стоит обернуться и вот он, настоящий – однако нет – сзади только пустота черного космоса.
Глядя на полу эфемерную панораму, Андрей вдруг осознал, что в его голове снова, независимо от сознания экспромтом складываются строки – вроде бы и о том, что видит, а вроде бы и о другом.
Было зябко и сонно и рано
И светился проспекта проем
В неподвижной завесе тумана
Бледных зданий застыл окоем.
Ночь, распавшись по швам на лоскутья,
Уползала в свой мраморный грот,
И набросил на тонкие прутья
Волны розовой марли восход.
Все, казалось, готово к показу,
Лишь развеять Гекаты вуаль,
Да промолвить волшебную фразу,
Например, про цветущий миндаль —
И откроются милые взору
Стрелка Невского, Зимний, Пассаж —
Лишь отдернуть потертую