как и на многих предыдущих сеймах, не требовалось произносить рассудительные политические речи и выдвигать новаторские экономические предложения. Все подробности повестки дня определялись королем и русским послом, а в задачу парламентариев входило лишь единодушное одобрение повестки, сопровождавшееся громкими криками и размахиванием сабель, после чего празднование этого события продолжалось со всей страстностью и несдержанностью, как того требовала традиция. Михал Клеофас приехал на выборы в Троки, где его встречали 500 представителей, кричавших все в один голос: «Да здравствует Огинский!», ошибочно полагая, что он выдвигается на выборах как новый кандидат от Трок. Шесть поколений Огинских участвовали в сеймах и давно заслужили хорошую репутацию в той части Литвы. Рассеять заблуждение было очень нелегко: окружившие Михала Клеофаса депутаты мешали ему сойти с лошади и объяснить, что он приехал лишь представлять своего отца по причине болезни последнего. В конце концов Михалу Клеофасу пришлось, не слишком уж против своей воли, устроить праздничный банкет человек на шестьсот. На этом мероприятии его отец был переизбран в сейм в свое отсутствие.
Через два года Михала Клеофаса самого избрали в сейм и впоследствии назначили членом Комитета польского и литовского казначейства. Кроме того, удалось реализовать одну давнишнюю политическую амбицию, которая не давала ему покоя уже несколько месяцев: отменить вымогательские налоги, налагаемые пруссаками на польские корабли, проплывавшие по Висле на прусском ее участке. После первого раздела Речи Посполитой пруссаки постоянно ворчали, почему города Гданьск и Торунь оставались за Польшей, хотя и располагались на вновь приобретенной Пруссией территории.
Михал Клеофас придерживался левых политических взглядов, естественно, по меркам XVIII века. Свои мысли он открыто излагал в так называемом «Письме к другу» – модном в то время литературном жанре. В «Письме» молодой человек рассуждал о несправедливости некоторых жизненных ситуаций, обращая внимание на аморальный и опасный дисбаланс между неописуемым богатством некоторых магнатов и непреодолимой бедностью крестьян. Он писал о своей любви к природе и открытым сельским ландшафтам, сетовал о печальной участи тех, кто жил и трудился среди таких красот: «Стыдно в такую просвещенную эпоху обращаться так с людьми, нам подобными». Михал Клеофас свободно излагал свои мысли во дворце Огинских, который стал открытым домом «польского Просвещения», как того хотел и чему в свое время способствовал король. Дворец стал местом встреч писателей, драматургов, поэтов, художников, архитекторов и скульпторов, процветавших в сложной декадентской атмосфере Польши времен Станислава Августа. Кроме того, он привлекал радикально настроенных политических мыслителей, проявлявших интерес к якобинскому движению во Франции и Войне за независимость США 1776 года. Многие поляки пересекали Атлантический океан, чтобы сражаться за идеалы независимости; по возвращении они рассказывали о тех