конфедератов в борьбе против собственной Конституции.
В это же время Михал Клеофас жил то в Варшаве, то в своем поместье в Соколове, с нарастающей тревогой следя за событиями. Все хорошо знали о поддержке им Конституции, кроме того, стараниями братьев Коссаковских стало известно о выходках его гостей в Вильно. Многие магнаты оставили поместья и, опасаясь за свою жизнь, сбежали за границу. У Михала Клеофаса дело еще не зашло столь далеко, хотя оснований для охватившей его депрессии было более чем достаточно. В отсутствие возможности принять полезное и деятельное участие в политике ему не оставалось ничего другого, как просто ждать и играть на фортепиано.
Когда плохих новостей стало больше, а чаша весов войны склонилась в пользу тарговичан, друзья Михала Клеофаса заметили, что его духовное состояние заметно ухудшилось, а депрессия усугубилась. Он попросил позволения короля тихо отъехать на воды в Альтвассер, в Пруссию, чтобы там все спокойно обдумать. Король не стал возражать. Вокруг последующего отсутствия Михала Клеофаса в Варшаве возник ореол таинственности. Появились даже слухи о самоубийстве Огинского, к ужасу его единомышленников. Был опубликован его новый полонез фа мажор, по популярности превзошедший первый полонез; имя издателя, правда, не сохранилось. Полонез выходил в разных аранжировках, однако чаще всего его можно было слышать в оркестровом исполнении.
В конце того же года, ко всеобщему изумлению, Огинский вновь объявился в Варшаве. Михала Клеофаса очень развеселило, когда ему поведали, что, по слухам, он умер. Какое бы воздействие ни оказали на его депрессию воды Альтвассера, история о «чрезвычайно странной» смерти – уже вторая по счету в его жизни – возможно, поспособствовала окончательному разрушению сотканной им вокруг себя паутины.
Что касается упомянутого полонеза, то, несмотря на свою изысканную «фа мажорность», он был обречен на постоянное ассоциирование со смертью.
Ко времени первого снега русские войска уже вовсю хозяйничали на польской земле, а напыщенные тарговичане везде подчеркивали свою важность – кроме Варшавы, где Конституция пользовалась почти единодушной поддержкой. У Михала Клеофаса не было другого реального выбора, кроме как смириться с неизбежным. В конце концов, он всегда сомневался относительно шансов Конституции на выживание. Сейчас предстояло выяснить, насколько устойчиво его собственное положение, и он отправился в Литву узнать, как обстоят дела. Оказалось, что все его поместья, включая унаследованные им от дяди Михала Казимира, были конфискованы. Михал Клеофас прекрасно понимал, что братья Коссаковские приложили к этому свою руку. Он решил сопротивляться содеянному и 22 декабря 1792 года выехал в Санкт-Петербург, чтобы обсудить проблему лично с Екатериной.
Императрица российская Екатерина II приняла Михала Клеофаса с должным уважением и любезностью. По вопросу о конфискованных поместьях она предложила ему связаться с Платоном Зубовым. Это лишь подкрепило высказанные некогда Потемкиным опасения о том, что императрица